Спасите наши души

— Считай, что он у тебя уже есть. Я буквально перед твоим звонком позвонил одну знакомому в Д-ск — вместе в милицейской школе учились. А он там заведует всеми такими делами. Так вот у него, после Афгана, с десяток цинковых гробов осталось. Я сослался на Константина Андреевича и тот сказал, что все оформит. Пройдет твой Гриша по бумагам, как милиционер–герой, погибший на боевом посту. Завтра утром гроб привезут к нам. У нас ты его и заберешь.

— Спасибо, Алик. Я в сауне тебя отблагодарю.

— По полной программе? — немедленно, по–восточному сладким, стал голос в телефонной трубке.

— По сверхполной, — окончательно умаслил милицию рэкетир.

«Так, а теперь Гриша, я преподнесу тем классный подарок. Но для этого я должен найти церковного звонаря». Черный «Опель» направился к церкви.

4

Юрий Степанович был человеком стеснительным, добрым, безобидным и чуть–чуть туповатым — набор качеств, гарантировавший его обладателю устойчивое жалкое существование практически в любой стране, не говоря уже о той в которой он жил. С горем пополам окончив школу, он сразу пошел работать на завод, резонно посчитав, что лично для него процесс обогащения интеллектуальными достижениями мировой цивилизации закончился и вложенных в его голову знаний вполне хватить для работы слесарем. В силу своей стеснительности женился он поздно, в тридцать пять лет, на двадцати восьмилетней девице, чья душа устала от многочисленных неверных, непостоянных поклонников, а плоть — от не менее многочисленных абортов от этих поклонников. Поэтому, заприметив скромного, стеснительного Юрия Степановича, да к тому же с отдельной двухкомнатной хрущевкой (родители его к тому времени уже умерли) она быстро смекнула, что при таком муже она и статус добропорядочной замужней женщины приобретет и на стороне оттянуться сможет. И не успел наш Юра оглянуться, а над его головой уже играл свадебный марш Мендельсона и какая–то бойкая, вертлявая женщина в белом платье и фате иронично–довольно и даже чуть плотоядно смотрела на него.

Жизнь у молодых не заладилась сразу. Робкий, нерешительный в жизни, Юрий Степанович оказался же таким и в постели, что темпераментную его новоиспеченную женушку, Юлию Викторовну, могло также удовлетворить, как турецкого султана мог удовлетворить гарем, состоящий из одного действующего штыка женского пола. И ненасытная плоть потащила бойкую жену Юрия Степановича по разным койкам, матрасам, кроватям, диванам и даже коврам. На робкие замечания тихого супруга, что мол где она была тогда–то и тогда–то, обычно следовала сцена оскорбленной невинности со стремительным собиранием чемодана и покиданием квартиры: «Ноги моей в этом доме больше не будет. Лучше у мамы буду жить, чем с таким». Покочевав две–три ночи по койкам–диванам–кроватям, нога и не только она опять возникала в «этом доме». Ко всему прочему, наша Юлия Викторовна совершенно не умела готовить. Нет, ну конечно чуть подгоревшую яичницу или недосоленную, плохо очищенную картошку она приготовить могла. Но что бы сотворить борщ или слепить тривиальные пельмени… Нет, наша Юлия Викторовна создана была для любви, а не для кухни, вернее для постели, а не для плиты. Поэтому, стандартный путь к сердцу мужчины — через его желудок, Юлия Викторовна не могла пройти чисто по техническим причинам (низкая кулинарная квалификация), да и сама эта дорога ее не впечатляла, ведь в ее конце лежало (билось, трепыхалось) сердце всего лишь Юрия Степановича — слишком невзрачный приз, чтобы за него душу класть на алтарь любви, вернее на конфорку плиты.