Из воспоминаний капитана 2-го ранга запаса Станислава Посо- хина: В августе—сентябре 1969 года мы находились в Норвежском море, работали с «наукой» и одновременно несли боевую службу, ходили различными скоростями на разных глубинах и разными галсами. Погружений и всплытий за сутки было много в том числе и срочных погружений. В конце этого похода получился небольшой казус 14 сентября 1969 года при очередном погружении вдруг нос ПЛ стал проваливаться, а корма почему-то оказалась почти на поверхности. Ход подводной лодки был самый малый, но в итоге дифферент на нос достиг 45 градусов. В этот момент я находился в гиропосту, отдыхал около счетно-решающего прибора 26 после вахты. Чувствую, что меня прижимает к гироазимуту, одновременно слышу аварийный сигнал. Не поднимаясь протягиваю руку, чтобы выключить тумблер. Выключаю, но сигнал продолжает реветь, поднимаюсь и вижу множество красных аварийных лампочек Это при увеличении дифферента сработали электрические стопора приборов. Как потом оказалось, турбинисты в 6-м отсеке, когда дифферент достиг 20 градусов, включили реверс на турбину. В центральном посту дали пузырь в нос, но по инерции лодка погружалась. Нос провалился на глубину 100 метров, а дифферент достиг 45 градусов на нос. Лодка замерла и медленно пошла на всплытие. После выравнивания подводной лодки оказалось, что у всех гироазимутов шары развернулись на 180 градусов, а у двух гирокомпасов гиросфера тоже развернулась на 180 градусов. Это был действительно «непредвиденный эксперимент». Через некоторое время все встало на свои места После этого по экипажу ходила шутка, что мы сейчас нырнем последний раз и пойдем домой».
После возвращения в базу в гарнизоне снова заговорили о фатальном невезении «восьмерки», о том, что лодка словно обречена на бесконечные поломки и аварии. Слушать такие разговоры членам экипажа К-8 было неприятно, а командира капитана 2-го ранга Бессонова они буквально выводили из себя. Еще бы! Корабль только что вышел из ремонта, команда отработана и сплоченна, у самого командира за плечами тоже немалый опыт. Им ли не плавать! Им ли не идти на боевую службу! Ветераны 17-й дивизии и сегодня вспоминают, как рвался в море экипаж «восьмерки», как рвался в море ее командир. И вот наконец долгожданный приказ: К-8 начать подготовку к выполнению задач боевой службы.
А перед самым выходом в море новая досадная неприятность: не создавалась герметичность в районе крепления газовой захлопки низкого давления. Однако устранили ее достаточно быстро.
Документы, касающиеся подготовки К-8 к ее первой и последней боевой службе, — как мало и как много могут они сказать!
Итак, на борту атомохода находилось 125 человек. Из них офицеров — 28, сверхсрочников — 31, матросов и старшин — 66. Семейными были пятьдесят один человек. Кроме штатной команды на борту лодки находилось десять человек, прикомандированных из штаба дивизии и с других экипажей. Кроме них в поход были взяты и двенадцать матросов-учеников, для них боевая служба должна была стац> хорошей практикой. По настоянию особого отдела за «политическую незрелость» перед самым выходом в море был списан с лодки матрос Гусев, в прикроватной тумбочке которого нашли письмо домой, где незадачливый подводник писал, что скоро идет в дальний поход «гонять» американские подлодки.
Об уровне подготовленности экипажа К-8 тоже говорят цифры доклада. Два офицера были мастерами военного дела (это командиры первого и второго дивизионов Хаславский и Рубеко), первоклассных специалистов — 29 и специалистов 2-го класса — 47. 81 отличник боевой и политической подготовки. Как и на всех других кораблях Советского ВМФ, коллектив К-8 был многонационален: русские и украинцы, узбеки и башкиры, белорусы и латыши, молдаване и кумыки, татары и карачаевцы и даже немец матрос Фрешер. Все они объединялись одним великим словом — экипаж!
О внутреннем климате в экипаже К-8 написал автору бывший матрос атомохода Николай Семенов: «Попал я мотористом БЧ-5 под команду Филимонова Ивана Ивановича и командира отделения Николая Бурцева. Обрадовался — Николай был земляк, из г. Павловска Высокого роста, сухощавый такой. Очень скромный, добрый, отзывчивый. Если б не его возраст, я назвал бы его своим вторым отцом. Он подбил мне старые ботинки, подшил брюки. Обучив меня, он вскоре должен был бы демобилизоваться-. На корабле были и свои традиции — посвящение в подводники. При погружении лодки на 100 метров новичок должен был выпить стакан соленой воды, на 200 метров — еще стакан. Хоть напряженно, но интересно проходили дни боевой учебы. Каждый из нас, молодых матросов, прибывших на лодку, должен был знать досконально все системы и устройство лодки данного проекта, чтобы получить допуск к самостоятельному управлению боевым постом. От грамотности и умения применять свои знания зависела боеспособность лодки в целом».