Спасите наши души (СИ)

А вот и обещанная порка. Память Виктора советовала не оправдываться – так полковник быстрее выговорится и перейдет к конкретике, с которой уже и можно будет спорить. Но всё моё естество требовало защитить свою честь и достоинство. Возможно, это было последствия того, что я вчера вечером играл рок – музыку бунтарей, и успел заразиться духом свободы, равенства и братства. Я прикинул разные варианты – и понял, что победила не осторожность Орехова, а мой нигилизм.

– Товарищ полковник, но невозможно же вечно жить, подозревая всех и вся, – твёрдо сказал я. – Я исхожу из презумпции невиновности – пока не будет показано обратное, человек чист перед законом. С «Дон Кихотом» – признаю, моя оплошность, мне нужно было сразу, в её первый визит в конце декабря, заподозрить неладное. Но она меня сбила с толку, назвав фамилию Морозова – я её раньше не слышал, поэтому решил, что это некая неизвестная нам величина в диссидентских кругах. Вот и пошел по ложному пути.

Денисов буквально впился в меня своими цепкими глазами.

– Повинную голову меч не сечёт? – понимающе проговорил он. – Думаешь, если признаешь, что был неправ, тебя простят и позволят вернуться к работе?

Мне стало весело.

– Думаете, не простят и не позволят, товарищ полковник?

– А это не тебе решать! – он пристукнул ладонью по столу. – Не тебе, понял?

– Да чего тут непонятно, – я откинулся на спинку стула и снисходительно посмотрел на начальника. – Не мне, так не мне. Я и так тут ничего никогда не решал, только приказы выполнял. Почему это должно поменяться сейчас?

– Зубоскалишь?

– В мыслях не было.

– А что это за спектакль, артист?

– Никакого спектакля, товарищ полковник, – я легонько пожал плечами. – Вчера я был уверен, что для меня нет места в Комитете. Сегодня думаю, что я всё-таки смогу что-то сделать на благо родины и партии. Если вы считаете, что Комитет обойдется без меня, то кто я такой, чтобы вам перечить? Одно ваше слово – я подписываю этот рапорт, ставлю в нём сегодняшнее число и иду оформлять трудовую книжку.

– Вот, значит, как...

– А есть другие варианты? – усмехнулся я. – Можно, наверное, написать жалобу на произвол в ЦК, но у нас это ведь не принято?

Если бы было возможно, Денисов уже давно просверлил бы во мне дырку своим взглядом, а напоследок бы ещё и испепелил. Ну да, товарищ полковник и начальник отдела не привык, чтобы какие-то старшие лейтенанты чувствовали в его кабинете так вольготно. Кажется, он уже пожалел о том, что начал нашу беседу с имитации демократии. Правда, самый логичный ход – пересесть в своё обычное кресло – он почему-то не делал.

Зато тяжело опустил руки прямо на моё заявление и переплел пальцы.

– Чего ты добиваешься, Орехов? – мрачно спросил он.

«Того, чего хотел добиться друг моего детства Коля Остен-Бакен от подруги моего же детства, польской красавицы Инги Зайонц».

Этого я, разумеется, вслух не сказал. Да и не был Денисов похож на польскую красавицу.

– Настоящей работы, товарищ полковник.

Он немного помолчал.

– А мы, по твоему мнению, тут шутки шутим? – очень недобрым тоном спросил он.

– Да, товарищ полковник, – твердо ответил я. – пока что всё выглядит именно так.

***

Из 1972 года это было незаметно, но со знаниями из будущего все нынешние мероприятия КГБ по усмирению внутренней оппозиции смотрелись действительно как шутки. Я уже намекал на это – не только Денисову, но и Андропову; оба пропустили мои слова мимо ушей, сосредоточившись на частностях. С одной стороны, этого и следовало ожидать – формально власть войну с диссидентами выигрывала, и ничто не говорило о том, что ситуация ухудшится. С другой – я знал, что финальный счет будет в пользу именно диссидентов, а это означало, что сейчас игры с антисоветчиками шли не по тем правилам, которые надежно обеспечивали бы преимущество государству рабочих и крестьян и его передовому отряду.

Но продавить эту систему из моего нынешнего положения было невозможно. Старлеев в Комитете полно, оперативников тоже. Всерьез прислушиваться к их завиральным идеям никто из руководства не будет, и это нормально. Но и ждать, когда я достигну должности и звания, на которых смогу применить свои знания из будущего, я не мог – это произошло бы как раз к самой перестройке, если не в её разгар, а тогда уже будет поздно что-либо менять. В восьмидесятые мои иноагентские задумки не остановят вал повальной антисоветчины, которой займутся все, кому не лень. С той толпой надо было бы справляться тотальными расстрелами, но я не хотел доводить до такого. Сейчас можно было обойтись малой кровью.