Спасите наши души

Стол для официального обеда, рассчитанного на двадцать три персоны, был накрыт в новом, спешно выстроенном поблизости от станции, помещении штаб-квартиры партии, под благотворной сенью албанских и китайских флагов. Здесь еще пахло цементом и свежей штукатуркой, хотя в последние дни уже вовсю работало отопление. Это был второй визит албанского правительства в долину. Матье внимательно всматривался в гордые мужественные черты «вождей». Маршал Джума сидел в конце длинного деревянного стола, одного из тех грубо сколоченных столов, которые, казалось, стоят еще со времен самой первой тайной вечери: с тех пор ни одна из них не обошлась без такого стола. Матье сидел слева от маршала, а справа от главы государства расположился генерал Чен Ли, командовавший в долине китайскими инженерами и военными.

Пища пропиталась запахом свежей штукатурки. Тепло поступало с нового завода, работавшего уже больше полугода. Дух албанского народа изо всех сил боролся с влажностью, старался согреть ноги и ягодицы партийных руководителей. Матье был уверен, что лозунг на транспарантах, которые лихо реяли над долиной среди албанских флагов, говорил правду: «Наша цель — полностью отдать себя делу социализма, делу партии Ленина, Сталина и Имира Джумы».

Гип-гип-гип-ур-ра.

Система одержала полную победу.

Единственными, кого здесь не смогли укротить, были орлы, но и их часто находили мертвыми: их убивало излучение.

В долине построили больницы и общежития для всех состарившихся тружеников страны — их привозили сюда доживать свои дни. Их энергетическая отдача по мере поступления собиралась и теперь циркулировала по металлическим трубам, превращаясь в реальные дела по всей стране. Импорт нефти значительно сократился — на зависть капиталистическим режимам: тем приходилось «спешить медленно» после того, как сорок тысяч человек устроили 24 сентября 1977 года демонстрацию протеста у «Супер-феникса» в Германии, а потом еще одна подобная акция прошла в Крейс-Мальвиле во Франции. Излишек албанского духа аккумулировался во вспомогательных блоках реакторов-размножителей, которые Матье называл «ульями» — сотни конструкций высотой одиннадцать метров, служивших одновременно и уловителями и коллекторами энергии. Конструкции эти походили на фосфоресцирующие перламутровые обелиски: по ночам они сверкали и пульсировали внутренним светом, лаская глаз.

На Стамбульской конференции, состоявшейся несколькими годами ранее и собравшей всех молодых и старых светил ядерной физики, ученые нашли чудесный предлог, чтобы оправдать использование на электростанциях «передового топлива»: они утверждали, что отныне для производства термоядерного оружия достаточно обыкновенного урана. Так что теперь можно было уже не церемониться.

Гип-гип-гип-ур-ра.

Ненависть — именно ее Матье было труднее всего контролировать и скрывать. Непрекращающийся рев гнева, наполнявший его вены океанской яростью. Он находился здесь в качестве одного из главных ответственных лиц, и он был этим доволен. Наконец-то он на своем месте, среди равных.

Он приехал в Албанию, чтобы раз и навсегда избавиться от червя Эразма в себе, этого старого червя гуманизма, что грыз его так долго и так больно. Чтобы порвать со всеми человеческими слабостями. Но похоже, червь Эразма был столь же силен, как и сам дух, и теперь он пожирал дух Матье живьем.

Матье обернулся к Мэй за поддержкой и, ободренный, успокоился: у него еще оставалась причина для бытия, счастливая связь с жизнью. Ему нравилась ее новая прическа — сияющий узел на затылке. Она улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй, незаметный знак, который окружавшие их каменные истуканы были не в состоянии расшифровать. Для них он был слишком нежным. Эти люди видели только сталь и гранит, все остальное для них не существовало.

Из окон открывался прекрасный вид на деревню: возвышающийся над крышами минарет и, совсем рядом, справа от него, руины православной часовни. В мечети теперь размещался музей атеизма. Домики были рассыпаны по обоим берегам реки, окруженные колючей проволокой. К экспериментальному центру, расположенному тремя километрами севернее, в самом начале долины, со всех сторон сходились военные дороги, утыканные сотнями уловителей.

Матье предложил выкрасить зловещие обелиски в традиционные яркие албанские цвета. Он хотел придать фольклорный, радостный, оптимистический внешний вид сосредоточенной в них народной энергии. Но партия сочла эту идею фривольной и не поддержала. Ограничились тем, что украсили каждый обелиск красной звездой и портретом Маркса.