Понтифик плакал. Президент ясно видел слезы, которые лились на другом конце света. И тут до него дошло: в сущности, он только что сказал, что не собирается отдавать судьбу американского народа в руки Божьи. Он открыл было рот, который в такие моменты называл своей «миссурийской глоткой», дабы растолковать, что он ни в коем случае не имел в виду ничего подобного, но в этот миг папа снова начал вибрировать, мерцать, заволакиваться дымкой, а затем и вовсе пропал с экрана.
— Почините мне этот агрегат! — заорал президент, злясь на самого себя.
И только тогда он понял, что с ним одновременно говорят генерал Хэллок, глава Пентагона Роден и профессор Скарбинский.
— Мы согласны с русскими…
Он не слышал, что сказали русские. Черт побери, дурацкая идея — допустить папу в Оперативный зал!
— Нужно немедленно отозвать бомбардировщики, — говорил Хэллок. Лицо его стало серо-зеленым — цвета полевой формы сухопутных войск.
— Русские уже отдали приказ, я тоже отдал, но нужно, чтобы вы его подтвердили…
— Что? Отозвать… Об этом не может быть и речи. Зачем?
— Но, господин президент, ведь вы же слышали…
Застыв, они не сводили глаз с цифр на экране радара.
Голос Ушакова был резким, как будто сорванным. Следом за ним зазвучал дрожащий голос переводчика:
— Господин президент, мы получили новые данные об объекте… Дело в том, что компьютер…
Президент застыл перед пустым экраном.
— Настройте мне этот проклятый аппарат! — повторил он гневно.
И спохватился. На него смотрят, он не должен терять голову. Ведь это голова американского народа.
Лицо маршала Храпова едва не вылезло с экрана.
— Я отозвал наши самолеты… Теперь ваша очередь, господин президент!
— Шесть минут, — напомнил Хэллок. — Подтвердите приказ об отзыве, господин президент…
Скарбинскому с трудом удавалось склеить осколки своего голоса.
— Господин президент, атомный взрыв в
— Я не хочу больше слышать о компьютере! — зарычал президент. — Ясно? В следующий раз его в президенты и избирайте!
— Пять минут, — спокойно сказал генерал Хэллок. — Они появились на албанских радарах.
— Именно об этом Матье и говорил с самого начала, — пробормотал Скарбинский. — Речь Эйнштейна в сорок четвертом году… О… о духовном распаде… «Принстонская метафора»…
— Ладно вам, — сказал президент и замолчал.
— Необходимо срочно отозвать самолеты! — орал Храпов.
— А если наша диверсионная группа провалит операцию, господин… господин…
Он вспоминал его фамилию.
— Храпов! Маршал Храпов! — заорал русский.
— Очень приятно. А если наша диверсионная группа провалит операцию, господин Храпов? Что произойдет, если они провалятся? Албанцы включат своего «борова», и эффект будет такой же, как и от нашей бомбардировки. Ведь так?
— Господин президент! ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ!
— Подождите минутку, пожалуйста. Есть еще кое-что. Кое-что, о чем вы, похоже, забыли. Наши люди несут на себе атомную бомбу в двадцать мегатонн. Как защиту. Под прикрытием этого «щита» они и работают. Если какой-нибудь албанский рядовой откроет по ним огонь, произойдет ядерный взрыв и… — Он бросил на собеседников хитроватый взгляд. — Иными словами, господа стратеги, любой придурошный албанский рядовой может низвести нас до состояния отбросов… если этого еще не произошло.
— Три минуты тридцать секунд, — объявил Хэллок.
Президент улыбался.
— Для военного планирования это и впрямь идеально, — сказал он. — Грандиозно. Лучше и не сделаешь — и понятно почему. Ваши компьютеры нужно одеть в военную форму.
— Они пересекают албанскую границу, — сказал Хэллок.
— Восемь человек, — сказал президент. — Восемь авантюристов, у которых нет ни стыда, ни совести. Профессиональные убийцы. И всё в их руках. Нет, даже не в их руках. А в руках того жалкого албанского рядового. Мы построили самую мощную военную машину, какую когда-либо знал мир, и вот к чему пришли. Снаряжения на сто двадцать миллиардов… И один-единственный албанский солдат со своей винтовкой…
Он направился к своему пульту и открыл его.
— Игра случая, — произнес он. — Орел или решка. Удачи тебе, Америка! — И набрал код отзыва.
Потом опустился на стул и посмотрел на военных. Русских, американских. Моих, твоих, наших, их. Чертовы наполеонишки. И эти ученые с их долбаной гениальностью. Не гениальности миру не хватает, а пределов гениальности.
«Боров» существовал не снаружи. Он был внутри. В сердцах и в голове.
Эта истина была вписана в саму концепцию ядерного вооружения и приумножения его запасов, которые за девять минут могут уничтожить человеческий дух всюду, где он обитает.
Президент закрыл глаза и опустил голову.
Научный гений предвещал конец демократии, потому что контролировать гения мог только гений. А это означает, что народы находятся во власти элиты.
У него в памяти всплыли лица внуков.