— Вот! — кричал Каплан, подчеркивая мелом на доске формулу Ёсимото. — Это абсолютная данность, из нее я и исхожу! Согласен с тем, что касается направленного взрыва с неограниченным радиусом действия. Мы проверили — это восхитительная экстраполяция трудов Кастлера о лазере! Я первый признаю это и выражаю почтение вашему дару находить короткие пути, но напоминаю, что известная относительная дегуманизация, тщательно выверенная, уже была между строк вписана в нашу нейтронную бомбу! Я не говорю, что ваш вклад в науку не заслуживает уважения, однако если бы Массачусетский технологический институт раньше получил в свое распоряжение необходимые средства, мы бы достигли тех же результатов! Но вы не сумели определить и измерить последствия распространения, Матье! Вы утратили контроль над происходящим! Вы оказались совершенно не способны предусмотреть и ограничить масштабы реакции! То, что вы здесь осуществили, не что иное, как чисто интеллектуальная забава, искусство для искусства, ибо, спрашиваю я вас, на что годится оружие, которое убивает как того, на кого оно нацелено, так и того, кто его применяет? Можете вы мне объяснить, с каких пор целью ядерной программы стало саморазрушение?
Он бросил мел и скрестил на груди руки с видом победителя. Волосы у него на голове топорщились под влиянием статического электричества, как витая проволока. Старр сказал себе, что у Каплана — если смотреть прежде всего на шевелюру — действительно есть что-то общее с Эйнштейном. «Послушав его, — написал он впоследствии, — я подумал, что единственная ошибка, допущенная Матье, заключалась в том, что он вбил себе в голову: чтобы нас дегуманизировать, требуется построить „борова“. Мы же прекрасно справлялись и без всякого „борова“ — тот был всего лишь механической игрушкой!»
Матье завладел мелом, и доска быстро покрылась формулами.
Хватило нескольких минут, чтобы позиция Каплана в корне изменилась. Сначала он следил за гонкой символов на доске, затем перевел взгляд на Матье. От его торжествующего вида не осталось и следа — он почти униженно и с безграничным восхищением взирал на своего коллегу.
— Я понял, — пробормотал он. — Это гениально.
Матье вытирал руки.
— Примерно девять лет назад Группа Эразма передала великим державам меморандум, в котором требовала уничтожения всех ядерных арсеналов и уведомляла о том, что произойдет в противном случае. Никто нас не послушал. Тогда…
Он разглядывал свои руки.
— Покончим с этим, — сказал Старр, — у нас нет в запасе вечности… я, по крайней мере, на это надеюсь!
Группа китайских инженеров в полном составе находилась в туннеле вместе с тремя албанскими офицерами, которым было поручено следить за их психическим состоянием. Автоматы здесь были лишними. Никто не сомневался, что диверсанты, не дрогнув, взорвут ядерный щит и весь сектор, включая и себя самих. Ну и замечательно, подумал Старр, поглядывая в коридор. У каждого члена их группы имелся при себе план-схема «борова», и каждый добрую сотню раз повторил все действия по высвобождению передового топлива. Но, увидев насмерть перепуганные лица китайцев, Старр понял, что может рассчитывать на их незамедлительное и услужливое содействие. Они великолепно с этим справятся. «Признаюсь, я испытывал довольно приятное чувство абсолютной власти», — написал он позже. Для большей верности, они попросили, чтобы Джума сам подтвердил приказ об освобождении духа. «Думаю, то, что происходило тогда в голове маршала, могло бы опустошить всю землю, не будь у него древнего инстинкта самосохранения, который, вообще-то говоря, уже устарел и пока что препятствует полному раскрытию потенциала современной науки». Когда он вернулся, ученые еще беседовали. Матье как раз расписывал на доске свою экстраполяцию.
Старр увидел Мэй. Она стояла у входа в туннель среди переплетения труб. Запутанный, извилистый лабиринт выглядел как разверстое чрево. Внутри системы ясно ощущалось тяжелое, мерное биение духа.
Старра мутило. Мэй положила руку на одну из труб.
— Вы будете спасены, — сказала она Бог знает кому или чему, и не было никакой гарантии, что это спасение осуществится, но если и оставался какой-то шанс, он заключался в этом полном любви взгляде.
— Иди сюда, святая Мэй Албанская, — сказал ей Старр. — You’re going home, kid. Тебе, детка, пора домой.
Они ждали.
Ядерный щит покоился между ними на земле. Его провода были похожи на лапки мокрицы, а сам он — на гигантское доисторическое насекомое бутылочно-зеленого цвета, которое выползло из первобытных сумерек на свет, чтобы от него же погибнуть.
Тысячи солдат со сложенным у ног оружием окружили их кордоном ненависти.