Спаситель

Разумеется, самый настороженный взгляд будет у лидера. Это паства вправе сомневаться, но пастырь знает наверняка, чтобы иметь власть над умами и душами, генератор «чудес» должен находиться в одних руках. Но Завадский думал о другом. Он зашел в дом Кирьяка — крупного старообрядца лет пятидесяти, главы самой большой и самой влиятельной семьи в поселении. Его сыновья подняли его умирающего на старой дороге год назад и приняли в свою семью.

Молва шла быстрее пожара. Завадский понял это когда вошел в дом. Она даже здесь его обогнала. Из светлицы в горницу вышла двадцатитрехлетняя дочь Кирьяка. Невероятно милая девица с нежным взглядом. Ну и глаза, — в который раз подумал Завадский, — утонешь. Она ему чем-то напоминала молодую актрису, имя которой он позабыл. А звали ее Капитолина в честь великомученицы. Не Кларисса, конечно («Светлая»), но немного похоже. Старшие близкие и братья называли ее — Капитошка. Это из детства. Кирьяк ее выучил читать. Капитошка прочла заветы, жития и сделалась тайной сомневающейся. Три года назад в нее влюбился без памяти сын старообрядца Аспирина. Стала Капитолина женой молодого Леонтия, любившего играть на трещотке и хорошо умевшего делать лавки. Вместе бежали, но счастье было недолгим — Леонтий умер в дороге от какой-то болезни. Вдова была еще молодой и недолго горевала. Как и положено в чудесном сочетании многое тревожило — и характер смешливый и речь, в которой растворяла она игривый женский ум и волнующий протяжно-звенящий голос. Особенно, когда шутливо она что-то вопрошала, поворотив голову и разведя руками и сама же себе отвечала, убедительно имитируя предполагаемую интонацию того, от которого ожидалось ответа.

Актрисой ты родилась, подумал Завадский, но не в том веке.

Поскольку по обманчиво-нежному взгляду все было понятно, таиться смысла не было.

— Где отец? — спросил у нее Завадский.

Вместо ответа девушка как бы для задумчивости скосила взгляд чудных своих глаз на сторону, а затем вдруг «выстрелила» ими прямо в Завадского и тот на какое-то время понял влюбившегося Леонтия.

— Чудо стало быть?

— А ты не веришь? — с наигранной строгостью спросил Завадский.

Капитошка смотрела на него с любопытством — так завораживает видеть заговорившего которого ты всегда знал молчуном.

Дверь позади открылась. Еще одно знакомое лицо глядело по-новому — с любопытством. Антип — духовный и физический раб Вассиана.

— Владыко зовет тебя, — объявил он.

— Где он? — спросил Завадский.

Антип раздался в рыжебородых щеках, явив нестройные зубы.

— Диво. И впрямь говорит!

* * *

Перед тем как войти в избу Вассиана, Завадский обернулся и посмотрел на внушительную постройку без окон и крыши, походившую хлев. Длинные «корабельные» бревна в охапку крест-накрест плотно прилегали друг к другу, черные от смолы, образуя увеличенную избу, похожую на ту, в которой он побывал недавно. Странный храм строил себе Вассиан.

В просторной горнице, пропитанной запахом лиственницы и жженого ладана под образами сидел в черном одеянии властный старик с клюкой и недобрым лицом.

Подле — ближайшие сподвижники и доверительные члены общины, среди которых находились и Данила с Антоном.

— Кика-бес. — изрек старик, глядя на Завадского горящим нелаковым взором.

— Что?

— Филька, стало быть?

Завадский кивнул. Настроение старика ему не нравилось. Он не ждал конечно ничего хорошего, но не думал, что реакция будет настолько быстрой и едва скрываемой.

Старик ударил клюкой о дощатый пол.

— Господь все видит! Кто ты и какие подлости делать станешь указано давно мне, — старик обвел приближенных взглядом, не оставляющим надежд, и устремил клюку на Завадского, — для них можа тайна, головы дурманом диавольским кружати, а мне ведома неспроста явился ты, змий и ёкимовский соглядатуй. Отступник веры и враг божий!

Завадский усмехнулся.

— Бес в нем! — вскочил старик. — Али не видите?!

— Вассиан! — не выдержал Данила. — Он же спас нас!

— Молчи, дурень! — озверел старик, стукнув клюкой Данилу в живот. — Спас вас господь бозе наш и Иисусе Христе, ино молился я им за ваши души грешные! Ты видишь да не видишь! Слухаешь да не слышишь! А ево слыхал я егда он немствовал! Всех бесов и врагов божиих вижу я указаниями господа нашего!

Взгляд старика стал лукаво-жестоким.

— Кто ты, откуда, мил человек? Сказывай! — приблизился он к Завадскому.

— Я просто хотел сделать что-то полезное. Разве не этому учит спаситель?

— Во-то! Еже сказывал аз вам?! Поминаете? Еже сказывал?! Приидет час и бес явится лукавый, искусительный, добродетельным братом прикинется, а за пазухой кукиш никониянский!

«Железная» логика, подумал Завадский, поняв в то же время, что секрет популярности этого «пастыря» кроется не в смысле слов, а исключительно в градусе экспрессии. Логика в таких сеансах не то что не важна, она даже противопоказана, поскольку запускает совсем ненужные процессы в головах паствы. Антип и другие приближенные уже кивали и недобро поглядывали на Завадского.

Завадский решил молчать, чтобы не подбрасывать дровишек в этот костер самовозбуждения, но это не помогло. Ни много ни мало, его решили «рассудить» огнем.