Спаситель

— Тогда и появились люди. Разные. И боги расселили их по миру. Но потом… ага, она точно не помнит, потому что там все путаное, но вроде бы на мир излился огонь, и люди почти погибли. Боги опечалились, что люди слабы и дали им щит, чтобы заслоняться от гнева небес. Но оказалось, что люди слишком слабы. Что не может человек держать божественный щит. Тогда боги поделились своей кровью. И родился тот, кто был богом, но жил среди людей. И пока он рос, никто не знал, что он бог.

Очередной избранный.

Наверное, с точки зрения философии и культурологии эта конкретная история мало чем отличается от прочих, которых у каждого народа в избытке. Разве что… небеса тут имелись, и огонь всамделишний.

И почему не быть щиту?

В конце концов, если отвлечься от буквального восприятия информации.

— И когда небо вновь вспыхнуло пламенем, он поднял щит, защищая людей. А потом увел их за край мира…

— Зачем? — уточнил Карраго, разминая ноги Миары. Та прикрыла глаза и казалась спящей.

Впрочем, Миха не стал бы спешить и верить.

— Она не знает, — перевел Винченцо. — Но знает, что когда корабли мешеков достигли берегов этих и укрыли уже их, то тот, кто привел их, упал обессиленный. И тогда люди разделили его тело.

Он замолчал ненадолго.

Спросил что-то.

Кивнул.

— Люди испугались, что тот, кто был богом, встанет над ними. Они не хотели видеть над собой бога. И тогда вынули сердце из его груди. А потом взяли его кровь и семя…

— Вот все, что нужно знать о человеческой благодарности, — Карраго отпустил-таки ногу. — Сколько раз меня пытались убить благодарные пациенты, не перечесть…

Миха вздохнул.

А и вправду… в таких условиях только психопатом-параноиком и станешь. Закономерно, так сказать.

— Они хотели вовсе уничтожить тело бога, но это оказалось не в силах человеческих. И тогда его разделили и спрятали. А избранный народ… ага, они не признали власти того, кто был рожден от семени бога и напоен его кровью. Они поняли, что для спасения мира нужно возродить…

Винченцо задал еще вопрос, что-то уточняя.

— И они собирали части тела… и почти собрали. Им не хватало лица и сердца. Лик был утрачен в бою с магами, а сердце… укрыто… выходит, что тут. Как-то вот так. Но она говорит, что рассказала только то, что знает от матери. И что это может быть неправдой… и что незадолго до… всего отец брал её в пирамиду. В ту, где когда-то принесли в жертву бога.

Кому?

Кому можно принести в жертву бога?

Другим богам? И есть ли в этом смысл? Не тот, сакральный, налипший на эту историю за сотни лет, но реальный. Взять и своими руками уничтожить того, кто спас мир?

Не то, чтобы сам факт удивлял. Карраго прав в том, что касается человеческой благодарности. Специфическая это штука. Не каждый способен её пережить.

Но вот сугубо технически…

Если имелся некто, кто обладал мощью достаточной, чтобы укрыть… мир? Часть его? В общем, сделать что-то такое, что позволило планете не сгинуть в плотном потоке метеоритов. То как он позволил уничтожить себя?

Ослаб?

Настолько? Или, может, он сам умер, а затем уж тело расчленили? А кровь и семя — это лишь сказка, которую скормили, пытаясь обосновать легитимность новой власти.

Ничего.

Разберемся.

— Она думает, что сердце не будет большим. Потому что ни разу мама не говорила, что бог был великаном. Она говорила, что он родился человеком.

А вот этот практицизм был понятен.

— Деточка… — Карраго помог Миаре натянуть ботинок. — Не то, чтобы я тебе не верю… точнее понимаю, что ты говоришь искренне. Но вот меня в этой истории смущает одно.

Только одно?

— Почему вы думаете, что вот этот самый бог, возродившись, решит спасать мир? Как бы… если все даже примерно было так, как в легендах… я бы усомнился, что у него есть причины… спасать мир.

Ица вздохнула.

И сказала.

— Я не знать.

А потом ожил и Джер, он потянулся, подавил зевок и произнес:

— На месте разберемся. Тут говорят, что открыт доступ к первому ярусу. Идем?

И что было ответить?

По земле пролегла золотая дорожка. Миха даже остановился, потрогал поверхность, пытаясь понять, как именно она светится. Не понял. Разве что песок, который получалось подхватить, несколько мгновений сохранял свечение, а затем становился обыкновенным песком, пусть и сверхтекучим. Но стоило вернуть на дорожку, и крупинки тотчас вспыхивали.

Ладно.

Светится и хорошо.

Паутина тоже светилась. И шары. И узкие полосы на стальных боках башни. Они убегали куда-то вверх, становясь частью огромного сложного узора.

А идти пришлось довольно долго.

Почему-то Михе представлялось, что башня находится ближе. Даже больше, она и была-то рядом, начиналась от столпов-корней. И до входа рукой подать. Но стоило сделать шаг, пересекая невидимую черту-границу, и оказалось, что от столпов до башни не так и близко. И с каждым новым шагом это «не близко» увеличивалось. Сама башня вроде бы и не двигалась, не удалялась, но и не становилась ближе.

Иллюзия? Выверты местного пространства?

Утраченные технологии?

Миха не знал.

В какой-то момент перед ними просто возникла светящаяся арка.