Спаситель

Харри начисто забыл про эти часы и не вспоминал до нынешней осени, когда Олег гостил у него на Софиес-гате и, разыскивая игровую приставку, обнаружил в ящике стола серебряный хронометр. Девятилетний мальчуган, давно превзошедший Харри в их любимой игре, а именно в несколько устарелом «тетрисе», тотчас забыл про состязание, которое предвкушал с таким восторгом, и занялся часами – вертел, крутил, встряхивал, пытаясь заставить их ходить.

«Они сломаны», – сказал Харри.

«Ерунда, – ответил Олег. – Все можно починить».

В глубине души Харри надеялся, что так оно и есть, но в иные дни его одолевали большие сомнения. Все же он неуверенно подумывал, не познакомить ли Олега с группой «Юкке и валентинки», с их альбомом «Все можно починить». Но по зрелом размышлении пришел к выводу, что мать Олега, Ракель, вряд ли одобрит, что бывший ее возлюбленный и алкоголик подсовывает сыну песни о пьянстве, написанные и исполненные покойным наркоманом.

– Можно починить? – спросил он молодого человека за прилавком.

Проворные, умелые пальцы быстро открыли механизм.

– А стоит ли?

– В каком смысле?

– У антиквара можно купить часы получше, причем исправные, и обойдутся они дешевле, чем ремонт вот этих.

– Все-таки попробуйте, – сказал Харри.

– Ладно. – Молодой человек уже принялся изучать механизм и, похоже, был вполне доволен решением клиента. – Приходите в среду.

Выйдя на улицу, Харри услышал хрупкий звук гитарной струны, донесшийся из усилителя. Громкость возросла, когда гитарист, парень со скудной растительностью на лице, в напульсниках, подкрутил один из колков. Скоро здесь, на Эгерторг, состоится традиционный предрождественский концерт в пользу Армии спасения с участием известных артистов. Народ уже потихоньку собирался возле группы музыкантов, которые расположились посредине площади, за треногой с черной кружкой Армии спасения.

– Это ты?

Харри обернулся. Бабенка, та, со взглядом наркоманки.

– Ты, да? Вместо Снупи? Мне срочно нужна доза, я…

– Извини, – перебил Харри, – не по адресу.

Она уставилась на него. Склонила голову набок, прищурилась, словно прикидывая, не смеется ли он над ней.

– Но я же видела тебя раньше!

– Я из полиции.

Она осеклась. Харри вздохнул. Реакция у нее заторможенная, его слова будто пробирались в обход сгоревших нервных волокон и разрушенных синапсов. Но вот в глазах тускло затлела ненависть, как он и ожидал.

– Легавый?

– По-моему, у нас уговор, чтобы вы держались на Плате, а? – Харри смотрел мимо нее, на вокалиста.

– Да ладно, – буркнула бабенка и встала у Харри прямо перед носом. – Ты не из наркоотдела. Тебя по телику казали, из-за убийства…

– Убойный отдел. – Харри легонько взял ее за локоть. – Послушай. То, что тебе нужно, найдешь на Плате. Не вынуждай меня тащиться с тобой в участок.

– Нельзя мне туда! – Она вырвала руку.

Харри пожалел, что связался с ней, и поднял руки:

– Скажи хотя бы, что не станешь тут покупать, и я уйду. Согласна?

Она опять склонила голову к плечу. Тонкие бескровные губы чуточку дрогнули, точно она усмотрела в ситуации что-то забавное.

– Сказать тебе, почему я не могу пойти на Плату?

Харри молчал, ожидая продолжения.

– Мальчонка мой там, вот почему.

Он ощутил ком под ложечкой.

– Не хочу, чтобы он видел меня такой. Понятно тебе, легавый?

Харри смотрел в ее строптивое лицо, соображая, что сказать в ответ.

– Счастливого Рождества! – бросила она, поворачиваясь к нему спиной.

Харри швырнул сигарету в бурую снежную пыль, зашагал прочь. Скорей бы покончить с этим делом. Он не смотрел на встречных прохожих, и они тоже на него не смотрели, буравили взглядом ледяную корку под ногами, будто совесть у них нечиста, будто они, граждане самой щедрой на свете социал-демократии, все-таки стыдились. «Мальчонка мой там, вот почему».

На Фреденсборгвейен, рядом с Дайкманской библиотекой, Харри остановился: вот он, адрес, указанный на конверте. Запрокинул голову. Серый с черным фасад, свежеоштукатуренный. Сырая мечта граффитиста. В окнах кое-где уже развешены рождественские украшения – силуэты на фоне мягкого желтого света, наводящего на мысль о теплом семейном уюте. «Возможно, так оно и есть», – подумал Харри. Через силу, потому что, прослужив двенадцать лет в полиции, поневоле заражаешься презрением к людям, которое неизбежно сопутствует этой службе. Но он этому противился, надо отдать ему должное.

Отыскав звонок с нужной фамилией, Харри закрыл глаза, постарался прикинуть, как повести разговор, сформулировать вопрос. Без толку. По-прежнему мешал ее голос: «Не хочу, чтобы он видел меня такой».

Он махнул рукой. Есть ли вообще способ сформулировать невозможное?

Большим пальцем он надавил на холодную кнопку, и где-то в доме зазвенел звонок.