Спаситель

Туре сглотнул. По вполне обоснованным причинам он пользовался правом скрывать свой номер и знал, что сейчас на дисплее оперчасти высветилось: «номер не опознан».

– Я могу вам помочь. – Голос у Туре чуть не сорвался на фальцет.

– Сначала мне надо знать…

– Он здесь. Скован по рукам и ногам.

– Вы кого-то сковали? Так?

– Он же киллер, убийца. Он опасен, я сам видел его в ресторане, с пистолетом. Его зовут Христо Станкич. Я видел это имя в газете.

Мгновение на другом конце линии царила тишина. Потом голос раздался снова, по-прежнему негромкий, но уже чуть менее бесстрастный:

– Спокойно. Расскажите, кто вы и где находитесь, мы немедля приедем.

– А как насчет вознаграждения?

– Если в итоге будет схвачен искомый подозреваемый, я подтвержу, что вы оказали нам помощь.

– И мне сразу выплатят вознаграждение?

– Да.

Туре задумался. О Кейптауне. О святочных гномах под палящим солнцем. В телефоне что-то скрипнуло. Он набрал воздуху, собираясь ответить, и тут бросил взгляд в свое дорогущее зеркало. В тот же миг он понял разом три вещи. Что скрипело не в телефоне. Что высококачественных наручников в наборе для начинающих за 599 крон по почте не получишь. И что с большой вероятностью свое последнее Рождество он уже отпраздновал.

– Алло? – послышалось в телефоне.

Туре Бьёрген и рад был ответить, но тонкий нейлоновый шнурок с блестящими шариками, так похожий на елочное украшение, перекрыл доступ воздуху, необходимому для работы голосовых связок.

Глава 19 Пятница, 18 декабря. Контейнер

Четыре человека сидели в машине, которая ехала сквозь тьму и метель по дороге, окаймленной высокими сугробами.

– Эстгор вон там, левее, – сказал Юн.

Он сидел сзади, обнимая за талию перепуганную Теа.

Халворсен свернул на проселок. Харри смотрел на разбросанные тут и там усадьбы, светящиеся огнями то на взгорках, словно маяки, то в рощах.

Когда Харри сказал, что квартира Роберта уже не годится как надежное укрытие, Юн сам предложил Эстгор. И настоял, чтобы Теа поехала вместе с ним.

Халворсен зарулил во двор между белым жилым домом и красным сенным сараем.

– Мы позвоним соседу, попросим его приехать на тракторе и немного расчистить снег, – сказал Юн, когда они, утопая в свежих сугробах, шли к дому.

– Ни в коем случае, – отрезал Харри. – Никто не должен знать, что вы здесь. Даже в полиции.

Юн подошел к стене дома возле крыльца, отсчитал пять досок вбок, сунул руку в снег и под дощатую обшивку.

– Вот он. – В руке он держал ключ.

В доме, казалось, было еще холоднее, чем снаружи, крашеные деревянные стены заледенели, и голоса отдавались гулким эхом. Они потопали ногами, стряхивая снег с обуви, и прошли в большую кухню с деревянным обеденным столом, буфетом, лавкой и плитой в углу.

– Я затоплю, – сказал Юн, выдохнув облако морозного пара, потер руки. – Под лавкой есть дрова, но надо бы принести побольше из сарая.

– Могу сходить, – вызвался Халворсен.

– Проложите тропинку. На крыльце стоят две лопаты.

– Я с вами, – тихонько пробормотала Теа.

Снегопад резко прекратился, прояснилось. Харри курил у окна, глядя, как Халворсен и Теа в белом свете луны расчищают дорожку. В печи потрескивал огонь, Юн сидел на корточках, смотрел на языки пламени.

– Как ваша подруга отнеслась к истории с Рагнхильд Гильструп? – спросил Харри.

– Она меня простила. Ведь это было до нее.

Харри изучал свою сигарету.

– Все еще никаких соображений насчет того, что Рагнхильд Гильструп могла делать в вашей квартире?

Юн покачал головой.

– Не знаю, заметили вы или нет, – сказал Харри, – но нижний ящик вашего письменного стола был взломан. Что вы там держите?

Юн пожал плечами.

– Личные вещи. Письма в основном.

– Любовные? К примеру, от Рагнхильд?

Юн покраснел.

– Я… я не помню. Бо́льшую часть выбросил, хотя, возможно, сохранил одно или два. Но ящик был заперт.

– Чтобы Теа их не нашла, оставшись одна в квартире?

Юн медленно кивнул.

Харри вышел на крыльцо, напоследок затянулся сигаретой, бросил окурок в снег и достал мобильник. После третьего гудка Гуннар Хаген ответил.

– Я перевез Юна Карлсена в другое место, – сказал Харри.

– Уточните.

– Незачем.

– Пардон?

– Это место безопаснее прежнего. Халворсен останется здесь на ночь.

– Где, Холе?

– Здесь.

Слушая молчание в трубке, Харри догадывался, что́ будет. Наконец Хаген снова заговорил, тихо, но очень отчетливо:

– Холе, ваш начальник только что задал вам конкретный вопрос. Не отвечать – значит игнорировать приказ. Я ясно выражаюсь?

Харри часто думал, что как-то не так устроен, что ему бы не помешало иметь чуть побольше инстинкта выживания в обществе, какой присущ большинству. Но ему это не дано, не дано, и всё.

– Почему вам так важно это знать, Хаген?

Голос Хагена дрожал от ярости:

– Я скажу, когда вам можно задавать вопросы, Холе. Ясно?

Харри ждал. Долго. А услышав, как Хаген глубоко вздохнул, сказал:

– Усадьба Скансен.

– Что?

– Прямо к востоку, недоезжая Стрёмма, полицейского полигона в Лёренскуге.

– Так-так, – в конце концов проговорил Хаген.