Спаситель и сын. Сезон 3

– Ты хочешь сказать, что… что ты поселил его у себя?

– Совсем-совсем ненадолго, – умоляюще произнес Спаситель. – Во время консультации у него были тревожные выпадения из реальности. Я побоялся оставлять его одного… Тем более что его номер в гостинице «Ибис» на пятом этаже, а у него… нездоровая тяга к окнам. Ты на меня сердишься, да?

Все это было так нелепо, что рассердиться не получалось.

– Ну, – сказала Луиза, – раз так, пусть уж лучше у тебя ночуют пациенты, чем пациентки.

В конце концов все утряслось: Алисе предложили спать под толстым одеялом на диване, который стоит на веранде, и ей понравилась эта идея.

Мальчишки завидовали:

– Везет же некоторым! Будет всю ночь смотреть телик!

Днем в воскресенье прибыл на блины Габен.

– А нет ли у вас рома, шеф, полить и поджечь? – спросил Жово.

– Чтоб у мартиниканца да не было рома! – отозвался Спаситель и достал бутылку «Ла Мони».

И вот на сковородке заплясали голубые огненные язычки, и божественный запах разнесся по кухне.

Спаситель обвел взглядом честную компанию: вокруг стола, по которому разгуливал Чудик, сидели Луиза, Алиса, Лазарь и Поль, а рядом с ними легионер с бандитским прошлым, пианист-невротик и ночной эльф, отбившийся от школы. «Определенно, – подумал психолог, – в последнее время это жилище все больше смахивает на сумасшедший дом».

Неделя с 9 по 15 ноября 2015 года

В последнее время Алиса как-то отдалилась от подруг – Сельмы, Ханны, Мелани и Марины. Их шушуканье, сплетни, дурацкие шуточки, которыми они донимали вернувшуюся в школу Эллу – дразнили ее Элом-трансчелом, – все стало ей теперь так чуждо!

В понедельник утром, сидя в школе, она все еще мысленно видела просторную, больше иной столовой, кухню, откуда можно выйти на веранду и дальше в сад. Пахло ромом и лосьоном после бритья. Там за столом сидели Жово, старый вояка с ясными синими глазами, не раз смотревшими в лицо смерти, Спаситель, добродушный атлет с бархатным голосом, волнующим до дрожи, а еще Вьенер с больной рукой и диковатым взглядом и чудной трепач Габен. И… Ромовый дух ли тому виной, или избыточная плотность мужского окружения, но Алиса влюбилась, как бы сказать, во всех сразу. Потом ей долго не спалось. Она лежала на веранде, под толстым-толстым одеялом и придумывала разные истории, героями которых были все по очереди: Жово, Спаситель, Вьенер и Габен. Четыре красавца.

Алиса клевала носом над папкой с материалами по английскому и очнулась, когда в класс вошла мадам Сандоз, медсестра. Она заговорила с учительницей, а класс тут же зашумел.

Вдруг англичанка громко назвала ее имя. Алиса вздрогнула.

– Алиса, would you, please, follow Mrs Sandoz[27].

Она, конечно же, немножко поартачилась, но все-таки вышла из класса под ободряющим взглядом Сельмы, лучшей подруги. Но в коридоре вся ершистость слетела с Алисы, и она несмело спросила мадам Сандоз:

– Что случилось?

– Это ты у себя спроси, – ответила та. – И считай, что тебе повезло, могли бы и к директору вызвать.

– Да за что? Я ничего не сделала!

– Постыдилась бы! Ну, погоди, сейчас поговорим у меня в кабинете. Давай живее, нас ждет мадам Нозьер.

Латинистка! Алиса начала понимать, в чем дело. Действительно, в медкабинете сидела мадам Нозьер и смотрела в свой смартфон.

– Здравствуй, Алиса, – сказала она, как всегда, предельно вежливо, с приветливой улыбкой. – Садись, пожалуйста. Догадываешься, почему мы тебя позвали?

– Нет. – Голос у Алисы дрогнул.

– Ты заметила, что девочка из твоей группы, Элла Кюипенс, больше не ходит на уроки латыни?

– Не обратила внимания, – солгала Алиса.

– Сразу видно, что врешь, и зря – тебе же будет хуже, – пригрозила медсестра.

Мадам Нозьер кашлянула. Их задача – не отругать, а «довести до сознания», как объяснил психолог. Она перечислила факты: у Эллы Кюипенс украли тетрадь, в которой она писала роман, потом эту тетрадь прилюдно разорвали на кусочки; ее любимую сумку испачкали чернилами; наконец, фотографию, сделанную без ее ведома, выложили в сеть и пересылали друг другу с оскорбительными комментариями.

– Ее родителям все известно, – прибавила мадам Сандоз.

Верно это было лишь наполовину, потому что мама Эллы ничего не знала.

Медсестра кипела от возмущения и не могла удержаться, чтобы не ввернуть что-нибудь суровое или нравоучительное. Алису трясло, и она на все твердила: нет, она ни при чем, она ничего не делала, это другие, другие.

– Но эту фотографию ты видела? – терпеливо спросила мадам Нозьер. – И комментарии читала?

Она протянула Алисе свой смартфон, но та отвела ее руку.

– Да, читала, но это не я.

Она всего лишь приписала одну шуточку под фотографией. Всего лишь ввернула малюсенький винтик в большой механизм. Но даже в этом не желала себе признаваться.

– Элла назвала твое имя, – строго сказала медсестра, – значит, на то были причины!

Латинистка закатила глаза: мадам Сандоз делала совсем не то, что надо. Она только еще больше настроит обидчиц против Эллы. Алиса залилась слезами и, всхлипывая, сказала: «Пусть придет моя мама». Как если бы просила: «Позовите моего адвоката!»