Спаситель и сын. Сезон 6

В этот день у Козловского было три урока, и, освободившись, он решил по дороге из школы отпраздновать полученную новость, купив себе что-нибудь винтажное, а может быть, биоеду. Он как раз проходил по улочке Сент-Круа-де-ла-Бретонри и, заметив возле магазина уцененных товаров коробки с пластинками на 33 оборота в потертых обложках, остановился. Не так давно он купил себе электропроигрыватель и теперь коллекционировал хиты прошлого, начиная от «Пинк Флойд»[28] и до Клода Франсуа[29]. Вытаскивая одну за другой виниловые пластинки из обложек и осматривая их, Матье колебался, кого выбрать: Жерара Ленормана?[30] Мишеля Дельпеша?[31] и вдруг, словно голос с неба: «Как будто красный мак» – осенило Козловского.

Да, это была пластинка Мулуджи, та самая, которую слушал его отец. Он узнал даже обложку.

В последние дни он часто задумывался: стоит ли ему становиться отцом? Не безумие ли это? И вдруг ему показалось, что он слышит голос отца: «Я люблю тебя таким, какой ты есть, сынок. Ты никогда ничем меня не огорчил». И Матье не купил френч в стиле Мао Цзэдуна, который заприметил в витрине, а поспешил домой, чтобы послушать Мулуджи:

Ты прям от страсти весь горишь,

Когда о ней ты говоришь,
Такое с каждым может быть,
Только за что тут мак любить?[32]

Козловский слушал песню затаив дыхание. Он так и не смирился со смертью отца, и от этой песни о любви с трагическим концом у него щемило сердце.

Еще немного подождешь,
И ты, мой друг, все сам поймешь,
Там был другой, ее любил,
Но ею нелюбимым был.

Козловский услышал, как отпирается дверь, и остановил пластинку.

– Ты дома? – раздался с порога громкий крик.

– Да, – отозвался Козловский, чувствуя, как резко и беспорядочно колотится у него сердце.

– Почему ты никогда не отвечаешь на звонки? – упрекнул его Донован, входя в гостиную.

– У меня же уроки, Дон!

– А дома? Дома у тебя нет уроков! Почему ты не отвечаешь? Где ты был? Чем занимался?

Козловский смотрел на молодого человека молча. А Донован бесился.

– Извини, – наконец произнес молодой человек, постаравшись справиться с собой. – Я с тобой постоянно на нервах. Мне все кажется, что ты от меня что-то скрываешь. У тебя есть кто-то другой? И кто? – Тон Донована стал умоляющим. – Ты можешь мне сказать, я пойму.

– Нет у меня никого, и я устал от твоей ревности, – вздохнул Матье, спокойно глядя на Донована.

Ему было страшно, но Доновану незачем было об этом знать.

В эту среду Спаситель позволил себе немного поваляться в постели. Они должны были идти с Луизой к специалисту по бесплодию, но вчера вечером она сказала, что отменила прием.

– Ты совершенно прав, – сказала она, – разумнее всего просто подождать.

Спаситель вошел в кабинет ровно в 9:25 – время, назначенное мадам Эмсалем с внуком.

– А Грегуар? Его нет? – спросил Спаситель, не скрывая разочарования. – Он что, заболел?

Ему нравился хрупкий мальчуган, который мужественно боролся против горя своей бабушки.

Мадам Эмсалем тяжело опустилась в кресло, приложила руку к сердцу и ответила:

– Не он, а я. Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.

Положение малыша Грегуара приближалось к совсем безнадежному. Его бабушка была серьезно больна.

– Сначала я думала, что мое удушье от горя. Что горе так давит мне на сердце. А когда меня посмотрели, сказали, что это болезнь и нужна операция.

– Шунтирование? – предположил Спаситель.

– Да. У меня возьмут часть вены из ноги и заменят ту, которая стала непроходимой. Доктор мне все объяснил. Но я была в состоянии шока и на все отвечала только «да-да», а сама ничего не понимала. А это операция на открытом сердце, понимаете?

– Теперь, если необходимо, ставят и два, и три шунта. Очень распространенная операция, – сказал Спаситель как можно более обыденно. – После нее вы быстро наберетесь сил. Вам уже назначили дату?

– Девятнадцатое декабря. Среда. Мне надо приехать в больницу во вторник.

– А что вы решили с Грегуаром?

– Грегуар – проблема, и самая главная. Мне сказали, что в больнице я пробуду дней пять или неделю. А потом должна вести спокойную размеренную жизнь. Мне даже посоветовали поехать после больницы в центр реабилитации на две или три недели.

– И на кого вы собираетесь оставить Грегуара? – снова забеспокоился Спаситель.

– Грегуар – проблема, и самая главная, – повторила мадам Эмсалем.

По всей очевидности, она ее пока не решила. Мадам Эмсалем, преподавательница коллежа на пенсии, уехала из родной Нормандии, чтобы жить вместе с дочерью, матерью-одиночкой. В Орлеане у нее никого не было, даже друзей.

– У меня прекрасные отношения с соседями, но это не значит, что я могу оставить на них чертенка Грегуара. Он кому угодно задаст жару, поверьте. У него только вид ангельский, а на самом деле…

– Так, так, так. А вы не могли бы отправить его на рождественские каникулы в Нормандию к родственникам?

Мадам Эмсалем покачала головой: