Спаситель мира

— Мошете умыться и получить сафтрак. Я тоше еще не закусыфала, и если не восрашаете, посафтракаем фместе.

— Сочту за честь, — улыбнулся Тимур и пошел в ванную.

— Потоштите, я фытам фам полотенца. — Эльза быстрым и решительным шагом скрылась за дверью своей половины.

Через минуту постоялец получил три полотенца и занялся своим туалетом.

Тетушка Инвара оказалось первоклассной хозяйкой, в чем Тимур убедился за завтраком. Жареная ветчина с горошком и хрустящие гренки таяли во рту.

— Я бы хотел починить одну вещицу. Вы случайно не знаете ювелира по фамилии Рамович? Он должен жить и работать в Ревеле много лет, — поинтересовался Карамжанов, доканчивая вторую чашечку превосходного кофе.

— Фамилию слышала, но сама никогта его услугами не польсофалась. У меня есть горотской спрафосник за тфенадсатый гот. Если фы гофорите, сто фаш мастер рапотает в Рефеле тафно, там толжны пыть его коортинаты. — Хозяйка вышла и вскоре вернулась со старым справочником. Надев очки, она полистала книжицу и быстро обнаружила ювелира Рамовича. — Фот его атресс. Запишите. Улиса Фиру — это в самом сентре, фы легко его найтете.

Тимур записал и, поцеловав Эльзе руку, отправился в свою комнату.

— Фы намерены сеготня опетать тома? — услышал он вслед.

— Если можно, я бы отобедал в городе, — ответил постоялец и, еще раз поблагодарив внимательную хозяйку, удалился.

Инвар появился точно вместе с двенадцатым ударом настенных часов. Если русские научили эстонцев ругаться и закусывать водку солеными огурцами, то немцы вместе с любовью к пиву и копченым колбаскам привили им немецкую пунктуальность.

Добравшись в пролетке до старого города, Карамжанов попросил высадить его в начале улицы Лай и продолжил путешествие пешком.

Лай начиналась казенными зданиями из мрачного темного камня. Пройдя два квартала, наш путник увидел красный флаг, развевающийся над посольством Советской России и на всякий случай перешел на другую сторону. На Ратушной площади старуха кормила голубей и приветливо кивнула богатому иностранцу. Тимур приподнял кепи и чинно поклонился. По узкой улочке, выложенной булыжным камнем, он спустился на Виру и стал рассматривать номера домов.

В этот воскресный день, несмотря на ветреную и сырую погоду, в старом городе было многолюдно. Учреждения и большая часть магазинов в выходной не работали, а центр в основном состоял из дорогих магазинов и контор. Но во второй половине дня тут открывались пивные бары, всевозможные ресторанчики, которых в бывшем Ревеле водилось вдоволь, и народ выходил на улицу. В толпе нарядных пешеходов чумазый трубочист в черном котелке со свернутым тросом на плече да лесенкой под мышкой сразу бросался в глаза. Тимур не знал, что по местным обычаям встреча с трубочистом приносит удачу, но при виде перепачканного сажей, словно выкрашенного в негра эстонца не смог сдержать улыбки. Трубочист, показав два ряда белоснежных зубов, оскалился в ответ.

Наконец отыскав нужный дом, Тимур свернул в арку и оказался в узком, как колодец, дворе. Большая часть этого сумеречного закутка занимала груда прессованного торфа. В Ревеле торфом отапливали дома, и торфяные кирпичики валялись почти в каждом дворе. Тимур огляделся. Единственная обитая войлоком дверь оказалась запертой. Звонка или колокольчика он не обнаружил и постучал кулаком.

Никакой реакции на его стук не последовало. Тогда он постучал еще раз, но уже с большей силой. Снова тишина. Тимур подождал и ударил по войлоку ногой.

Дверь резко распахнулась, и перед ним возник пожилой мужчина в халате. Его сморщенное лицо с пейсами сердито взирало на незваного гостя. Несмотря на грозный взгляд и суровые морщины, мужчина в ночном колпаке, обутый в разные по фасону и цвету домашние шлепанцы, выглядел комично.

— Я бы хотел видеть Мойшу Рамовича, — приветливо начал Тимур.

— Если у вас есть глаза, вы бы должны были бы понять, молодой человек, что Мойша Хамович перед вами, — проворчал мужчина, продолжая стоять на пороге и загораживать собой вход.

— Очень приятно, — улыбнулся Тимур.

— Пока я для себя в вашем визите ничего пхиятного не вижу, — возразил господин Рамович, изрядно картавя.

Но бывший петербуржец уже начал привыкать к богатству акцентов русского языка в этом городе и, быстро поняв, что старый ювелир не все буквы выговаривает, перестал обращать на это внимание.

— Я Тимур Карамжанов, бывший петербуржец, и здесь проездом, — представился молодой человек, но мужчина продолжал взирать на него с подозрением и в дом пускать не собирался.

— Ваша дочь Руть родила сына, — пристально глядя в глаза пожилого человека, промолвил пришелец.

Рамович побледнел и прижал руку к сердцу:

— Девочка моя! Где она? Вы ее видели? — Лицо Мойши мгновенно порозовело, разгладилось от глубоких морщин, и он помолодел лет на двадцать.

— Она в Витебске. Я Руть никогда не видел. Мне поведал о ней отец, — признался молодой человек.

— Где ваш отец? Я хочу говорить с ним о дочери, — закричал Рамович.

— Отца убили чекисты. Я пришел к вам с заказом. Вы единственный ювелир, способный мне помочь, естественно, за приличное вознаграждение.