Спаситель мира

Туннель плавно выпрямился, и колеса-рельсы-стыки-соединения затихли. Ёрш стал думать о матери: она блондинка, как модели на рекламных щитах, хотя ей уже исполнилось тридцать восемь. Мать зарабатывает тем, что красит глаза и губы манекенам в «Саксе» и «Бергдорф Гудмане». Кто смотрит на глаза и губы манекенов? Их даже не замечают! Однажды Ёрш спросил, красит ли она им соски, на что мать засмеялась и сменила тему разговора. Пятнадцатого апреля ей исполнится тридцать девять, если, конечно, он не ошибается в подсчетах, если правила не изменятся и если мать не умрет. За последние восемнадцать месяцев Ёрш ни разу не подбирался к дому ближе, чем сейчас. Да, именно так: на Коламбас-серкл нужно пересесть на маршрут С, проехать шесть станций, и все. Нет, к матери он не вернется, в жизни порог ее дома не переступит!

Медленно и осторожно, ни на секунду не ослабляя самоконтроль, Ёрш переключил внимание на поезд. О поездах думать легче: их в туннеле тысячи, перед каждым свой поезд-призрак из сжатого воздуха и своя конечная станция. Например, этот мчался к Брэдфорд-парк-бульвару. Его украшал герб — большая «В», набранная шрифтом гельветика на ярко-оранжевом щите. Поезд, на котором нужно ехать к дедушке, того же цвета — цвета спелого манго, заката, солнечных лучей, на пляже проникающих сквозь полуопущенные веки. «Оранжевый поезд… — грезил Ёрш, — …тогда я Уильям, нет, Вильгельм Оранский!» Ёрш зажмурился и, закрыв лицо руками, представил, как обходит Виндзорский замок. Под сенью вековых деревьев так прохладно и хорошо! Ёрш увидел темные, обшитые панелями коридоры, картины в пылезащитных чехлах, высокие гофрированные воротники и кровати с балдахином. Он увидел собственный портрет, норковая шляпа-таблетка шла ему бесподобно. Он увидел мать: она суетилась на кухне, пассируя лук и чеснок. Ее лицо было мертвенно-бледным. Ёрш больно закусил губу, заставляя себя разлепить веки.

Вагон накрыла напряженная тишина, и Ёрш тотчас все понял. Пассажиры изучали его, разглядывали старые кроссовки на липучках, вельветовые брюки, наспех застегнутую рубашку и светло-русые волосы, разделенные аккуратнейшим пробором. В залапанных окнах отражались их изумленные лица. «Небось думают, я еду на свидание или на экскурсию! — про себя хмыкнул Ёрш. — Знали бы они!»

— Я Вильгельм Оранский! — представился Ёрш и отвернулся от окна, чтобы лучше видеть пассажиров. — Сигарета у кого-нибудь найдется?

Тишина стала еще напряженнее. «Неужели не слышали?» — удивился Ёрш. Порой он громко и четко проговаривал каждое слово, а на него не обращали внимания. Вообще-то подобное случалось не порой, а зачастую. Однако в тот день, в то конкретное утро от него было не отмахнуться. В то конкретное утро Ёршу удавалось все.

Мужчина, сидевший слева, подался вперед и кашлянул.

— Прогульщик! — сказал он точно в ответ на просьбу о сигарете.

— Что, простите? — вскинулся Ёрш.

— Ты прогульщик! — не спросил, а пропел мужчина.

Ёрш взглянул на незнакомца: прогульщиком его назвал солидный бородач в начищенных до блеска туфлях. Морщинистое лицо и клиновидная бородка практически совпадали по цвету. Сидел бородач неестественно прямо, чопорно сжал колени и накрыл их ладонями. Стрелки на белых брюках казались острее лезвия, зеленую кожаную куртку вместо пуговиц украшали маленькие футбольные мячи. Волосы были спрятаны под оранжевый тюрбан. Незнакомец излучал достоинство, спокойствие и мудрость.

— Я не прогульщик! — возразил Ёрш. — Из школы меня уже исключили.

— Неужели? — строго переспросил бородач. — И за что?

Ёрш ответил не сразу.

— Школа была специализированная, — наконец сказал он, — прогрессивная. Меня послали домой за хорошее поведение.

— Не слышу! — Бородач озадаченно покачал головой и, безвольно приоткрыв тонкогубый рот, похлопал по соседнему сиденью. — Что ты сказал?

Ёрш в замешательстве смотрел на свободное сиденье. «Опять! — раздосадованно думал он. — Я опять не разговаривал, а только губами шевелил!» Он шагнул к бородачу и повторил объяснение.

— Неужели? — протяжно выдохнул бородач. — Так ты не из тюрьмы сбежал?

— Вы сикх, — вместо ответа проговорил Ёрш.

Бородач сделал большие глаза, словно сикхи считались забытой расой.

— Такому могли научить лишь в очень хорошей, прогрессивной школе!

Ёрш взялся за поручень и наклонился к новому знакомому. В облике сикхов есть что-то мелодраматическое, неестественно-напускное. У бородача цвет лица оказался неровным: чем ближе к тюрбану, тем светлее, а волосы за ушами не просто светлые, а платиновые.

— Я ходил в библиотеку и много читал про сикхов, — заявил Ёрш. — О вашей религии мне известно все!

Поезд приближался к станции. Сначала изменилась форма туннеля, потом освещение, потом шум и, наконец, ощущения самого Ёрша. Левый бок стал легким, а правый таким тяжелым, что пришлось покрепче схватиться за поручень, иначе не удалось бы удержать равновесие. Встреча с сикхом наверняка имела какое-то значение, но какое именно, Ёрш понять не мог. «Подумаю об этом, когда остановимся, — пообещал себе Ёрш. — Сейчас успокоюсь, как следует обо всем поразмыслю и разберусь».