«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

2-я подкомандировка от совхоза находилась в 12–14 км вниз по течению реки Весляны, на правом берегу на возвышенном месте.

Ранее она принадлежала третьему лагпункту. Вследствие тяжелых работ и плохого питания работяг довели до того, что здесь открыли полустационар и работ никаких не велось.

И вот 70–80 человек надо было постепенно приспособить к работе. Народ был слабоватый, так что не могло быть и речи о какой-либо норме выработки. Следили только, чтобы не было отказчиков.

Если работник вырабатывал на 55–60 % установленной нормы, ему выписывали второй котел и выдавали премиальное блюдо в виде пирожка весом в 100 г с картофельной начинкой. Надо сказать, что работа была не тяжелая: резали и кололи березовую чурку для газогенератора, расчищали снег, резали лозу, из нее плели корзинки, готовили дранку и т. д.

С наступлением весны снег стал быстро таять, почва просыхать, принялись за раскорчевку пней, расчистку лугов под сенокосные угодья. А потом стали производить вспашку поля и посадку картофеля, капусты и прочих агрокультур.

На подкомандировке были большие штабеля леса, а досок, в которых была большая нужда, в хозяйстве не было.

Я нашел пару пильщиков, козлы здесь были, нашлась продольная пила, приступили к распиловке бревен.

Так как работа пильщиков очень тяжелая, а нормы распиловки большие, то я под свою ответственность решил: никакой нормы пильщикам не устанавливать; выдавать им двойную порцию питания с двумя дополнительными пирожками.

За все это они ежедневно давали 40–50 погонных метров. Хозяйство досками было обеспечено.

Однажды к нам приехал начальник совхоза Хохлачев и увидел много напиленных досок. Он удивился и стал меня спрашивать, откуда доски.

Я ему рассказал: «Смотрите, здесь бревен много, досок у нас нет, я нашел двух пильщиков, даю им двойной паек, не спрашивая с них нормы. И вот ежедневно от них получаем 40–50 погонных метров досок».

Я полагал, что начальник меня будет бранить, но вышло наоборот – за находчивость он меня одобрил.

Видя, что в хозяйстве досок много, я организовал маленькую столярную мастерскую по поделке детских кроваток, а также большую часть досок стали отправлять в совхоз.

В общем, меня работа здесь вполне удовлетворяла. Я имел возможность проявлять свою инициативу, а не как на 1-м и 17-м л/пунктах работать зимой и думать о том, что лучше было бы сидеть в Бутырках и Лефортове, чем голодать и мерзнуть в лагере.

Единственное, что было нехорошо, это жестокое обращение с заключенными, чем я был сильно возмущен.

Некоторые работяги по слабости здоровья не могли выйти на работу, а врач освобождения не давал – не было повышенной температуры. Функции на вывод на работу принадлежали начальнику подкомандировки, нарядчику, коменданту в присутствии фельдшера.

Основную роль в выводе играл комендант. Комендантом на подкомандировке была женщина, только что освободившаяся из лагеря. В лагере она пробыла два срока по уголовным делам.

И вот вся эта братия во главе с начальником идут в барак выгонять людей на работу, но некоторые работяги слабы и продолжают лежать на нарах. К таким подходит комендант, хватает за ноги, сбрасывает на пол и начинает бить. Потом вытаскивают волоком до вахты, сдают конвою. Конвой с большим трудом доводит до производства, и на производстве доходяга продолжает лежать в течение всего дня.

Дело сделано, отказников в зоне нет.

Такая издевательская система над заключенными существовала на всех л/пунктах. За избиение работяг никто не привлекался к судебной ответственности. Такова была система…

На подкомандировке было два молодых человека лет 22–25. Оба уголовники, по 10 лет срока, отсидели 3 года, придерживались уголовно-лагерной теории «день кантовки, две недели жизни».

Ранее, будучи на третьем л/п, они в течение зимы ни одного дня на работу не выходили. Всю зиму просидели в изоляторе, получая 300 г хлеба; горячую пищу через два дня на третий. И вот, выжили.

А наши товарищи были отличниками производства, их фотографировали, каждое утро на разводе КВЧ о них говорили, они получали хорошие пайки хлеба, приварок и т. д., приглашались в управление на слет ударников, их там премировали и т. д.

Все это было хорошо, кроме того, что получаемая ими пайка и приварок не компенсировали полностью затрачиваемого труда, и они день ото дня теряли силы и дошли до того, что не смогли вырабатывать свою производственную норму. Пайку им уменьшали, а потом назначили штрафную пайку. Администрация на них стала смотреть как на лодырей. Потом пошли в стационар. После стационара в изолятор, и в конце концов хорошие работяги нарезали дубаря и пошли на девятую делянку.

А уголовники всю зиму просидели в изоляторе на 300 гр. хлеба и остались живы…

Как я им ни разъяснял, что они заняли неправильную позицию, они ее не меняли, а мне очень хотелось вовлечь их в работу: ребята-то молодые, может из них толк будет.