«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Если в этап прибывали женщины или девушки, то в первую очередь на вахту шел нарядчик, фельдшер и комендант: выбирали себе жен, а если женщина отказывалась от этого гнусного предложения, то ее доводили до такого состояния, что она вынуждена была согласиться на сожительство с лагерным придурком, и жили они как муж и жена. Нередко имели детей. Дети воспитывались до года с половиной в детских яслях, куда для кормления детей ходили мамки.

В год с половиной детей отправляли в детские дома или же к родителям матери, если они пожелают.

Надо сказать, что со стороны государства забота о детях и мамках была прекрасная…

Нередки были случаи, когда администрация л/п покровительствовала совместному сожительству.

Хороший лесоруб имеет лагерную жену, она работает на общих работах, ей тяжело, и тогда ее сожитель идет к начальнику л/пункта и говорит: «Освободите мою жену от общих работ и переведите ее работать в зону, за это я вам буду давать две нормы выработки; одну за себя, вторую за жену».

Администрация хочет иметь больше кубиков и соглашается с предложением уркача, а его жену переводят в зону в качестве уборщицы или поломойки.

Или бывали такие случаи: жену хорошего лесоруба направляют в этап, ее сожитель об этом узнает, придя с работы, и бежит к начальнику лагпункта чуть не со слезами умолять его, чтобы жену не отправляли в этап.

Начальство не соглашается…

На следующее утро работяга на работу не выходит, его сажают в изолятор, он там сидит день—два, а то и больше, а кубиков нет. Из Управления звонят: почему нет кубиков? И это продолжается несколько дней. В конце концов администрация сдается, и жену уркача освобождают от этапа.

За 14-летнее пребывание в лагере много пришлось увидеть такого, чего на воле и во сне не приснится…

В общем, к уркачам надо иметь особый подход, не то что к осужденным по 58-й ст. Старое лагерное начальство этот подход к ним имело.

Я помню, на 17-м л/п был начальником бывший одесский грузчик, хороший человек. Идет он по зоне, а где-нибудь со стороны кричит работяга-доходяга: «Гражданин начальник!» Начальник, услышав голос работяги, останавливается, выслушивает работягу и оказывает ему соответствующую помощь в его вопросе…

За добро ему работяги платили добром.

В его л/п не было ни одного случая невыполнения месячного плана. Если в первую декаду месяца с выполнением плана дело обстоит плохо, он бьет тревогу, созывает общее собрание заключенных и перед ними выступает.

Он никогда в невыполнении плана себя не отделял от общей массы заключенных, никогда не имел привычки кричать и ругать з/к. Он хорошо знал, что в невыполнении плана не всегда виноваты работяги. Он по душам говорил с работягами, и к концу месяца производственный план был по всем показателям не только выполнен, но и перевыполнен, и л/п выходил на первое или второе место в лагере.

Бывало, на общем собрании то тут, то там раздаются голоса: «Начальничка не подведем!»

Да, к заключенному, независимо от его срока и состава преступления, надо иметь человеческий подход, а этого со стороны администрации не было…

Часто лагерная администрация комплектовалась из прошлого уголовного элемента.

У нас в КВЧ были два начальника, которые в пьяном виде потеряли или пропили партийные билеты, – какого от таких воспитателей можно ждать прока?

На нашем л/п было много уголовного элемента. В своем большинстве они помещались в отдельном бараке, где воровать было нечего. Если кто-то что-то украдет, то за воровство его сильно избивали свои же.

Однажды в наш барак поместили двух лесоповальщиков, уркачей, которые в лагере отбывали по второй десятилетке. С виду ребята хорошие, никого не обидят. Лишь одна их мучает болезнь – надо что-нибудь украсть, а в своем бараке нечего красть.

Вместе с нами живут неделю, две, все спокойно, воровства нет; но вот однажды, смотрю, ребята собирают свои вещи. Спрашиваю:

– Леня! Куда вы собираетесь?

– Уходим, батя!

– Почему?

– Да разве нашему брату здесь можно жить! В бараке всего много, люди получают посылки, взять есть что, а взять стыдно!

Значит, у ребят еще не вся была потеряна совесть…

Второй случай. Однажды сидим в бараке, забиваем «козла», вбегают из соседней секции два молодца, вскакивают на нары к одному пареньку и повелительным голосом ему говорят: «Давай табак!»

Он только что получил из дома посылку. Парень испугался. Тогда я им говорю:

– У него табака нет!

– Ну, давай закурить!

Он им дал закурить, и они ушли в свою секцию.

Пришли в секцию с пустыми руками, а их там спрашивают:

– Что, сорвалось?

– Как же – там Батя! Разве при нем возьмешь!

Значит, и у них не все еще потеряно. Их вполне можно было бы исправить, стоило только изолировать их в барак, где уркачей помещалось меньшинство.

В одном бараке с нами жили уркачи, но их было меньшинство, и барак находился в руках политических. В нем не было ни воровства, ни картежной игры, ни матерщины. В бараке был порядок, чистота. У всех были постельные принадлежности, на столах стояли банки с цветами. В свободное время играли в шахматы, шашки, домино.