Спасти Батыя!

Когда умер Потрясатель Вселенной, у его смертного одра находились двое младших сыновей от законных жен – Угедей и Толуй. Сам Чингисхан повелел выбрать преемником Угедея, считая того способным управлять созданной отцом империей. Самый старший из чингисидов, Джучи, умер при совершенно неясных обстоятельствах за полгода до отца. Следующий, Чагатай, правил улусом довольно далеко от Каракорума, на юге. По закону, пока не выбран новый Великий хан, править должна старшая вдова прежнего, но правление перешло в руки Толуя. Будь на его месте другой, за отцом последовали бы и братья, но Толуй правил строго и справедливо и постарался, чтобы выборы нового хана прошли согласно завещанию Потрясателя Вселенной.

Подумав об этом, Гуюк усмехнулся: тогда еще дух Великого Чингиса витал над каждой монгольской юртой, никому бы и в голову не пришло нарушить его волю. Это позже стали думать больше о себе, чем о воле Потрясателя.

Толуй правил до курултая как регент, а потом передал дела брату. Все обошлось без кровопролития и возражений. Мало того, когда позже Великий хан тяжело заболел и не было никакой надежды на его выздоровление, именно младший брат пожертвовал собой, выпив очень сильное шаманское средство, чтобы взять болезнь Угедея на себя. Болезнь перешла, Великий хан остался жив, а вот хан Толуй умер. Это неизмеримо подняло в глазах не только самого Толуя, но и его семью, отсвет благородного поступка отца лег на сыновей. Еще к нему добавились добрые слова, которые все время говорили о матери.

Сорхахтани-беги была всего лишь одной из жен Толуя, но как-то сразу выделилась среди остальных своей разумностью и незлобивостью. Казалось бы, не слишком красивая племянница кереитского Ван-хана, одного из главных противников Чингисхана, не старшая жена не могла на что-то рассчитывать. Но она и не рассчитывала, просто жила, рожая и воспитывая сыновей, помогая во всем мужу. Зато как помогала, к ее разумному голосу стал прислушиваться и Великий хан Угедей, даже после смерти брата он часто приходил к вдове за советом, оставил ее правительницей огромного улуса Толуя, на землях которого стоял и сам Каракорум, по-хорошему завидовал тому, как хатун удавалось воспитать детей. Когда умер муж, сыновья остались маленькими, но мать не опустила руки, она старалась воспитать их так, как это делал бы сам Толуй.

Но главное – они были дружны, Сорхахтани сумела даже подружить их жен, что вообще было на грани возможного, оберегала всю семью, заботилась о внуках и вообще обо всех, кто попадал в сферу интересов семьи Толуя и ее улуса. Хатун любили даже в войске. Она сумела даже сблизить дома Джучи и Толуя, больше из-за того, что женой Джучи была ее собственная сестра Биктутмиш-фуджин. Но ей не удавалось подружиться с нынешней Великой хатун Огуль-Гаймиш, старшей женой Великого хана Гуюка, как раньше не удавалось завести хорошие отношения с Туракиной, сначала женой Угедея, а потом правительницей до избрания ее сына Гуюка Великим ханом.

Хотела ли Сорхахтани сама быть Великой хатун? Наверное, вряд ли в Монголии была женщина, которая бы этого не хотела. Но, прекрасно понимая, что этому не бывать, вдова Толуя вела себя очень осторожно. Она знала, что одним-единственным неразумным шагом может нанести непоправимый вред своим сыновьям, а потому ни во что не вмешивалась и не вставала ни на чью сторону.

Придя к власти, Гуюк провел серьезное расследование, пытаясь выяснить, кому помогала Сорхахтани, не нашел ничего ее порочащего и даже прилюдно похвалил ее и ее сыновей за достойное поведение. Сорхахтани помогала только страждущим.

Гуюка с теткой роднило еще одно: та была христианкой, но привечала и другие религии. У монголов вообще свобода выбора, в какого бога хочешь, в такого и верь, только чтобы это не вредило другим. Потому к Сорхахтани тянулись все, кто приходил в Каракорум. Великий хан тоже был несторианином, а потому иногда легче беседовал с Сорхахтани-беги, чем с собственной женой, поклонницей шаманов.

Хатун пригласила Великого хана сесть со всеми полагающимися почестями, но тот сделал знак, чтобы удалились его сопровождающие и в ответ на удивленный взгляд Сорхахтани-беги объяснил:

– Я хочу поговорить наедине.

Хатун в знак согласия склонила голову. Спица на ее бохтаге качнулась чуть сильнее, чем нужно, перья затрепетали. Пока по знаку хозяйки удалялись и ее советники и слуги, Гуюк думал почему-то о том, что спица плохо закреплена, у Огуль-Гаймиш такого вот не бывает, у Великой хатун все жестко, если что и качается, то нарочно, чтобы звенело. Как ей это удается? Огуль-Гаймиш не раскрывает своих секретов, только всем известно, что служанки возятся с ее бохтагом по утрам долго.

Но сейчас следовало думать не об этом, с трудом оторвав взгляд от головы Сорхахтани-беги, хан устроился поудобней и стал расспрашивать хатун о житье-бытье.