Спасти чужого

Русский взял фотографию, скачанную вчера Барро из Интернета, с которой глядела симпатичная девочка лет четырех с небольшим («Буду я еще уроду показывать свою настоящую внучку»), и принялся ее рассматривать.

— Славная девчушка. Мы начинаем работать с детьми как раз именно с такого возраста. — Русский снова вгляделся в фото и задумчиво произнес: — Странно, она очень мало на вас похожа.

— Да, вся в невестку, — вздохнул Барро. — Ну ничего, надеюсь, внук за меня отомстит. А, вот и улитки…

Когда официант расставил на столике вазочку с маслом, маленькие булочки, два бокала вина и две сковородки, в маленьких выемках которых доходили до кондиции виноградные улитки, Барро наклонился, втянул носом воздух и блаженно улыбнулся.

— А знаете, — заявил он, вооружаясь щипчиками и маленькой двузубой вилочкой, — у меня есть одна гастрономическая теория.

— Гастрономическая теория? Интересно.

— Я считаю, что все самые знаменитые блюда национальных кухонь были созданы… от безысходности. Возьмем, например, пиццу. В семье некоего неаполитанского рыбака в один прекрасный день кончились продукты. Ну практически. То есть из того, что у него в доме осталось, ничего привычного приготовить было уже нельзя. Ну что можно сделать из горсти муки, давленого помидора, крошечного кусочка сыра и ломтика ветчины? Но его жена творчески подошла к задаче накормить мужа. И вот теперь мы имеем возможность наслаждаться пиццей. — Барро захватил раковину щипчиками и, зацепив вилочкой тело улитки, ловко извлек ее наружу и отправил в рот, а затем продолжил: — Или, скажем, фондю. Несколько швейцарских пастухов, пасших свои стада на альпийских лугах, так же остались с бутылкой вина, засохшим сыром и зачерствевшим до каменного состояния куском хлеба. Ну кому могут понравиться такие продукты? Но пастухи нагрели вино, растопили в нем сыр и, наколов кусочки старого хлеба на веточки, принялись макать их в получившуюся смесь. — Барро проглотил следующую улитку. И окинул взглядом небольшой зальчик. Пожалуй, уже можно…

Он выбрал это кафе, затерявшееся в улочках Монмартра как раз потому, что в обеденное время здесь отчего-то было не слишком людно. Впрочем, нынешний Монмартр — это некоторым образом гетто, в котором проживают всякие арабы, эстонцы, марокканцы и таджики. А им во французском кафе делать нечего. Ну а базилика Санкре-Кёр, вокруг которой обычно и нарезают круги многочисленные туристы, была расположена в четырех кварталах отсюда. Так что и любопытные сюда не добирались. Ну почти. Поэтому спланированная операция должна была пройти без лишних глаз. Но сначала надо было закончить с деликатесами.

— Так и виноградные улитки, — произнес Барро, расправляясь со следующей, — скорее всего результат того, что семья какого-то бедного виноградаря дошла до ручки. И у него в доме осталась всего лишь пара ложек масла. Так что пришлось срочно искать что-нибудь, чем можно было набить желудок. И вот извольте — у нас на столе знаменитое блюдо национальной кухни. — Он доел последнюю улитку. На сковородке у русского оставалось еще три.

— Действительно интересная теория, — отозвался тот, — и вполне имеющая право на существование. Хотя и не всеобъемлющая. Как, например, быть с чешским блюдом «печено вепрево колено» или тем же французским фуа-гра?

— Ну я же и не претендовал на всеобъемлющее объяснение. — Барро, взяв салфетку, прижал ее к губам.

В кафе тут же потемнело, воздух сгустился и потяжелел. Для того, что он собирался предпринять, не нужны были свидетели, поэтому шестеро посетителей за соседними столиками, двое скучающих официантов и одна официантка, а также бармен впали в легкий транс, не мешающий им заниматься своими делами, но полностью выключающий их из происходящего. Так, бармен с окаменевшим лицом продолжал протирать пивной стакан, который он взял в руки за мгновение до этого. Да, Габриэль Барро мог собой гордиться. В его возрасте большинство уже были ни на что не годны, а он сумел взять под контроль десять человек. Причем не шибко-то и запыхался. Барро с самодовольной улыбкой привстал с кресла, а затем… ему засветили в лоб с такой силой, что он мгновенно опрокинулся на спину…

* * *

Очнулся Барро от того, что кто-то настойчиво стучался ему в барабанную перепонку. Некоторое время он лежал неподвижно, только морщась, а затем открыл глаза. Перед его взором был потолок. Белый. Подвесной. В клеточку. С матовыми прямоугольниками ламп дневного света. Они не горели, а в том месте, где Барро лежал, было светло. Даже слишком светло для того, чтобы оставалась призрачная надежда на то, что он все еще находится в кафе. Значит, это либо тюрьма, либо больница.

— Добрый день, Габриэль.