Спасти Державу! Мировая Революция «попаданцев»

Чичерин и Михайлов выглядели не лучшим образом, но молчали, лишь большевистский нарком по иностранным делам бросил негодующий взгляд на белого генерала.

— Господин Троцкий главнокомандующий Красной армией, и такой же пост я занимаю, только в Сибири. Скажу прямо и откровенно — в нашей профессии присутствует здоровый цинизм, без которого на войне не обойтись. Ведь мы не институтки или беременные гимназистки, что обычное яйцо куриным фруктом именуют!

Троцкий, к великому удивлению Арчегова, от брошенных в гневе слов не пришел в неистовство или недовольство — он заулыбался радушно, оценив шутку, и ласково, будто встретил сейчас в генерале долгожданного и интересного единомышленника.

— Петр Васильевич, прошу вас, — мягко, как лиса, сказал Предреввоенсовета, — послушаем нашего молодого коллегу. Тем более что он полностью прав, хотя высказал свое мнение несколько… Хм… С горячностью, свойственной его возрасту…

— В марте мы заключили перемирие с Москвой, хотя и без помощи бинокля уже разглядывали Омск. Могли пойти и дальше, до Ишима и Тобола, ведь так, господин Троцкий? Или у вас имелись дополнительные силы тогда, чтобы сдержать наше наступление?

Арчегов не отводил свой слишком въедливый взор от Троцкого. Но тот на чисто риторические вопросы не стал отвечать, а продолжал странно улыбаться. И взгляд был скорее не злой, без ненависти. А такой особенный, вроде как задумчивый и оценивающий. Нехороший, в общем.

«Надо быть предельно искренним, только этим можно взять этого упыря, — мысли в голове текли спокойно в отличие от брошенных слов. — Этот мой образ недалекого генерала только подкреплять у него уверенность будет. И не беда, если кой-какие козыри я раньше срока на стол выброшу, хотя Петр Васильевич шибко недоволен будет!»

Киев

— Пан Юзеф сильно благоволит «москалям»!

Рыдз-Смиглы скривил губы. Его самого спихнули с должности военного министра, злопыхатели поставили в вину молодость.

А сами они что творят?! Генерал Карницкий нажрался, как русский мужик в кружале, подъехал на пролетке к дворцу «начальника государства», громко запел у закрытых ажурных ворот песню — «Волга, Волга, мать родная, Волга — русская река».

Пан Юзеф вместо жесткого наказания «москаля», чтоб другим неповадно было, только рассмеялся — «Так это Карницкий!»

А как чудят офицеры и генералы, что прошли службу в императорских кавалерийских и казачьих частях?! Они даже подчиненных распекают, используя не приличную польскую ругань, а отборный русский мат. Вон полковник Эугениуш Шляский, всю жизнь с дикими казаками служивший, что отчебучил?

Нет, приоритет обучения коня и всадника в поле Рыдз разделял, убедившись на войне в превосходстве русской конницы над австрийской, где выездкой занимались исключительно в манежах. Но как так можно поступать благородному шляхтичу?!

Во время проверки лучший наездник кавалерийской школы в Грундзендзе показал ему от всей души и умения венский «манежный цирк» — так полковник по-русски заорал: «Ну, а я бы его, раба божьего, с коня и по морде, по морде!»

И москальским песьим матом такое понес, не постеснялся. Мол, у битых австрияков если учиться, то самим битыми быть. Нахватались у «москалей» мужицких замашек и еще добрых поляков учат воевать.

Сам бы Рыдз-Смиглы «православных» бы в черном теле держал, если бы не Пилсудский. Тот хама Шляского не выкинул из армии, мундира лишив, а, наоборот, скандал замял, полковника убрал и на генеральской должности оставил, командиром 9-й кавалерийской бригады.

— Красиво идут! Настоящее войско!

Генерал усмехнулся еще раз, но уже с нескрываемым удовлетворением, оглядывая ровные ряды идущих по Крещатику жолнежов. Немного резало глаз разномастное обмундирование пехотного батальона, солдаты чеканили шаг четко, вот только обувь была разная — от английских ботинок с обмотками до русских сапог.

И то хорошо, что приоделись за счет отступивших в панике большевиков. Дивизии его 3-й армии наступали столь стремительно, что красные побросали уйму трофеев и оружия — от обмундирования до целого бронепоезда, который был брошен перед взорванным мостом.

В самом Киеве, что наконец вернулся в лоно Речи Посполитой спустя почти два с половиной века, полякам достались богатые склады и десятки разнообразных речных судов — от больших пароходов и барж до моторных катеров и лодок.

Рыдз чувствовал себя счастливым не только этим — его мечта о Великой Польше начала претворяться в жизнь. Он боготворил Пилсудского и даже прощал ему эту слабость к «всходникам». Скоро польская армия выйдет к Днепровским берегам на всем протяжении — от лимана до Смоленска и утвердится прочно на славном наследии предков.

А обстоятельство, что в этих краях поляков почти нет, такая малость, совершенно не смущала молодого польского генерала. Эти восточные жмудины-литовцы, белорусы-литвины да те же жиды и хохлы должны трудиться на благо возрожденной Речи Посполитой и в тряпочку посапывать.