Спасти дракона

Глава 2. Чудовища и чудеса Мертвого леса

Огонек пропал. Мчался впереди, крохотный огненный парусник, рассекающий толщу воды, и вдруг стянулся в пылающую во мраке багровую точку… и разлетелся взрывом. Извивающиеся молнии вспыхнули и рассыпались. Черные стены воды стиснули со всех сторон. Ирка висела во мраке, совершенно не понимая, где верх, где низ, и куда плыть. В груди пылала нестерпимая боль, будто пламя взрыва ударило туда и теперь выжигало легкие изнутри. Тело отчаянно бунтовало, требуя немедленно, сейчас же, без промедления: воздуха-воздуха-воздуха!

Воздуха не было. Только вода и непроницаемая тьма, и пара гребков может как понести ее к поверхности, так и загнать к самому дну, откуда и не вынырнешь. Ощущение неизбежного конца раскаленной спицей вонзилось в мозг, прокатилось по позвоночнику. Последним осознанным усилием она сомкнула губы, не давая воде хлынуть в горло. Багровые колеса завертелись перед глазами, огонь из легких ударил в голову, мозг корчился в охватившем его пламени. Тугая и плотная, как масло, чернота облепила, не давая двигаться. Ирка яростно брыкнула обеими ногами, тьма колыхнулась, и полностью утратившее соображение, живущее одними лишь инстинктами тело рванулось вперед, или вверх, или уж не пойми куда, лишь бы выжить, вырваться… Полуослепшая, оглушенная болью и ужасом, Ирка не видела, как вода начала стремительно светлеть, поголубела, потом и голубизна растаяла, сменяясь прозрачностью. Ирка пробила поверхность и как дельфин взмыла над водой. Воздух ударил в ноздри, она судорожно вздохнула… и рухнула обратно, снова погрузившись с головой.

Танцевальные сапожки со стальными каблучками налились неподъемной тяжестью, сумка на плече стала как камень и волокла на дно. Сбросить бы их, но Ирка по-прежнему ничего не видела, лишь огненные сполохи плясали перед глазами, то сворачиваясь в тугие спирали, то раскручиваясь в гибкие пылающие ленты. В голове с ревом перекатывались потоки вулканической лавы. Ирка просто-напросто не знала, где у нее ноги, с которых надо стряхнуть сапоги! Тела она не чувствовала, лишь надеялась, что оно, тело, делает неуклюжие рывки, загребая руками, – так ведь рук у нее тоже нет, где ж эти руки, если она их не видит, не ощущает, не…

Удар встряхнул несчастную голову, лава под черепом булькнула… и хлынула наружу через нос. Ирка поднесла ладонь к лицу – или к тому месту, где должно быть лицо… Тупо поглядела на растертую по ладони алую каплю. Упала еще капля и еще, пока она наконец поняла, что кровь из носа течет как из плохо закрученного крана. Она лежала на чем-то твердом… гладком… вроде гальки… или камней… Ирка поползла. Твердое-гладкое то разламывалось с сухим треском, больно раня острыми краями, то откатывалось со стуком, безжалостно выворачиваясь из-под рук и заставляя снова падать и больно ударяться лицом и грудью. Внезапно вернулись ноги – больно! Ирка закашлялась, мотая головой, судорожно икая и хватая ртом воздух. Поднялась на четвереньки – надетая через плечо сумка болталась где-то под животом – и двинулась прочь от воды. Под ней все время что-то ломалось, боль от сотен мелких уколов не давала затуманенному сознанию отключиться окончательно. Муть перед глазами начала расползаться, и словно страшная маска из-за отдернутого театрального занавеса на Ирку глянул череп. Вытянутый, зубастый – может, лисий, а может, собачий, – он лежал точно между Иркиными ладонями, пялился на нее пустыми глазницами и, кажется, насмешливо скалился.

Ирка задергалась, неуклюже скребя ладонями, коленками, ступнями. Резко оттолкнулась и встала, пошатываясь, оскальзываясь и застревая проклятыми каблуками. Вспышки перед глазами погасли.

Озеро было крохотными, не больше пяти-шести метров в поперечнике, и идеально, неправдоподобно круглым, будто с небес уронили прозрачную блестящую монету. Серо-голубая вода стояла ровная, как стекло: ни морщинки, ни складочки, ни блика, лишь легчайшая дымка струилась над его поверхностью да по краям озерцо шевелилось, неприятно напоминая амебу. Ложноножки волн облизывали такой же идеально круглый берег. Покрытый костями.

Хрупкие косточки беличьих скелетиков, костяные ленты змеиных, оскаленные черепа с внушительными клыками, ксилофоны позвонков и выгнутые арки ребер, воздетые к небесам клешни и похожая на порванное ожерелье россыпь мелких костяшек… Костяные берега уходили от воды вверх, вздымаясь бело-желтыми валами, и было видно, что складывались эти валы десятилетиями, если не столетиями, что здесь залежи тысяч и тысяч звериных скелетов. Кое-где, словно обрывки старой шубы, виднелись куски меха и шкур, неподалеку лежала сплющенная, как от асфальтового катка, волчья туша: мертвая пасть грозно и в то же время жалко скалилась, а остановившиеся глаза глядели прямо на Ирку. Она пошатнулась. Круглый – судя по выступающим челюстям, обезьяний – череп выскочил из-под ноги, глухо стуча, запрыгал вниз по костяному склону и с громким всплеском упал в воду, разрушая тишину.