Спасти Герострата

— Капсула довольно древняя, — задумчиво проговорил Петров. — Таких уже лет сто не выпускают. Память бортового компьютера почему-то пуста. Вам повезло, что управление криокамерой совершенно автономно. Судя по её таймеру, вы провели в глубокой заморозке около ста тридцати двух лет. Может, поэтому у вас проблемы с памятью? Хотя, раньше подобных эффектов вроде бы не наблюдалось. К амнезии может привести физическая или психическая травма мозга. Череп у вас цел, стало быть, физическое воздействие можно исключить. Остаётся психическое. Наверное, с вами случилось что-то настолько страшное, что мозг заблокировал опасные воспоминания, чтобы уберечь разум от сильного потрясения, связанного с ними. Тогда наша задача — получить эту информацию без вреда для вашего душевного здоровья.

Медсестра охнула и порывисто схватила больного за руку. Тот ободряюще улыбнулся ей.

— Есть ещё одна возможность: гипноз или самогипноз, — продолжил врач. — Всё же довольно странно: память компьютера явно стёрта, вы тоже ничего не помните…

— Коля! — укоризненно воскликнула медсестра. — Прекрати, наконец. Как ты можешь?

— Что? — С удивлением взглянул на неё врач.

— Вы меня в чём-то подозреваете, господин Петров? — возмутился Горишвили. — Или это — личное?

Он ласково взял руку сиделки и благодарно прижал её к своим губам, вызывающе глядя на врача. Та быстро высвободила руку и выбежала из медотсека.

— Личное? — вставая с кровати, бесстрастно спросил Петров. — Что вы имеете в виду?

— Машу, конечно! — Самодовольно усмехнулся Горишвили, кивнув в сторону закрывшейся за сиделкой двери. — Я же вижу: вам не нравится, что она влюбилась в меня с первого взгляда. Ревнуете?

— Вы, наверно, моложе и красивей меня, — невозмутимо ответил врач. — Если верить данным вашего чип-паспорта и отбросить срок, проведённый в анабиозе, вам около тридцати лет. Мне — сорок пять. Ваши сто девяносто два сантиметра роста и спортивное телосложение явно выигрывают против моих ста семидесяти пяти и лишних десяти кило жира. Кроме того, мы с Машей знаем друг друга более двадцати лет, а ваше загадочное появление здесь уже неделю является темой разговоров всего персонала нашей станции. Так что, не обольщайтесь: нет ничего удивительного в столь явном и откровенном интересе к вам у Маши. И не надо искать в моих словах и поступках каких-то личных мотивов. Я не только врач, но и командир экипажа МКС «Ю-1» и просто делаю свою работу: рассматриваю возможные варианты.

— Какие варианты? — злобно прошипел Горишвили. — Вы почему-то сразу не взвлюбили меня, а теперь ещё и обвиняете чёрте в чём!

— Я вас ни в чём не обвиняю. — Устало махнул рукой Петров и направился к двери.

— Я хочу сам осмотреть свою спасательную капсулу, — потребовал Горишвили. — Не может быть, чтобы там не было хоть какого-нибудь указания, с какого она корабля.

— Вы ещё слишком слабы.

— Я совершенно здоров! — закричал Горишвили, неуклюже вскакивая с кровати на дрожащие ноги. — Да, память отшибло, но физически…

— И физически вам ещё долго восстанавливаться, — возразил врач. — Ваши мышцы, конечно, не атрофировались, но всё же им нужно время на полное восстановление работоспособности после ста тридцати двух лет анабиоза.

— От того, что я лежу…

— Лежать вовсе не обязательно. У нас на станции есть прекрасный тренажёрный зал. Буквально, в двух шагах отсюда. Как выйдете, вторая дверь направо. А капсулу вам осматривать ни к чему. Её компьютер мёртв, вместо названия — серийный номер. В лучшем случае по нему на Земле установят, когда и где эта капсула изготовлена, и кто её приобрёл. Полтора века назад заказчиком и покупателем наверняка был Космофлот. На какой корабль её поставили, выяснить будет не так-то просто. Гораздо больше я надеюсь на ваши отпечатки пальцев и ДНК.

— Что ж мне теперь: просто качаться на тренажёрах и ждать у моря погоды? — Сдаваясь, рухнул на кровать Горишвили.

— Восстанавливайте здоровье и силы. Память может в любой момент вернуться. А мы ей поможем.

— Как? — Безнадёжно скривился больной.

— Есть у нас тут один интересный приборчик, — усмехнулся врач. — Мем-рекордер называется. Процедура совершенно безвредная. Обещаю: больно не будет.

Уже выходя, Петров неожиданно обернулся и, закрывая дверь, бросил в лицо наглого красавца:

— Кстати, о личном. Раз уж вы утверждаете, что чувствуете себя хорошо и готовы к физическим нагрузкам, сиделка вам больше не нужна.

…Котэ задыхался: система регенерации не справлялась с повышенным потреблением кислорода. Бластер раскалился и жёг руку. Жёсткие листья сельвы, свисавшие огромными лопухами с гибких ветвей, хлестали по прозрачному шлему скафандра.

Яростно вереща, гориллы бесновались в густой, почти непроницаемой для света кроне, которая, казалось, единым куполом покрывала всю сельву.

Сорвав шлем, Котэ отбросил его в сторону и, выпустив из бластера смертоносный луч в мелькнувшее над головой волосатое тело гориллы, бездумно побежал дальше. Казалось, он бежит уже целую вечность. Сердце гулко било по рёбрам, словно птица, впервые попавшая в клетку. Спёртый, насыщенный испарениями воздух разрывал лёгкие.