Спасти графство и законного короля!

Я так и замерла, ничего не понимая. Графство, король, принц, брат! Где я?? Что за чушь? Я, конечно, как и все женщины, читала фентези, и про попаданок тоже, но что бы самой? Неужели я там, дома, погибла и сейчас заняла тело умирающей от «холерины» дочери графа? И, если пришел, как они говорили, мор, то что же это? Понос, мор, карантин… холера? Только холеры не хватало! Конечно, мне, жившей в Африке, где холера это так, ежегодное явление, вроде нашего гриппа, такая ситуация особо страшной не казалась. Хорошо, что не чума, или эбола, или, вот как у нас, ковид! Болезни, передающиеся по воздуху, от человека к человеку. Холера, это типичная «болезнь грязных рук», вибрион крайне нестойкий, не переносит кислоты. Достаточно не пить сырую воду, не мыть ею посуду, или споласкивать ее кипятком, кипяченой же водой с уксусом мыть овощи и фрукты, а лучше не есть их сырыми, а варить, или жарить. И, конечно, уничтожать все испражнения больных, обеззараживать помещения хлоркой. Тут меня осенила неприятная мысль. Судя по одежде, наличию титулов, графств и королей, я попала примерно в 16–17 век. Рановато для холеры, первая эпидемия только в начале XIX века в Европе приключилась. Но то у нас, а если я в другом мире, то все может быть! Значит, ни антибиотиков, ни дезинфекционных растворов, ни понятий о гигиене нет. Нет ни капельниц, ни шприцов, ничего. Хлорку и карболку изобретут двумя, а то и тремя веками позже! Единственное, что после выздоровления у пациентов развивается слабый иммунитет на 1–3 года, значит, повторное заражение мне не грозит, если… не поймаю другую разновидность вибриона. В нашем времени их известно три, сколько было в средневековье — неизвестно. Значит, надо подкислять воду. Люди с высокой кислотностью вообще холерой почти не болеют. Надо попросить лимон, если они здесь есть. Неизвестно, какими руками варили этот бульон и кашу! Правда, они кипели, а это 100 % гибель холерного вибриона. И что делать, что бы остановить эпидемию?? Решила, сейчас поем, попрошу пишущие принадлежности, запишу, что помню о холере, дезинфекции, карантинных мероприятиях. Ну и спрошу, где я, что происходит, и как меня зовут, в конце концов! Да, и уборную посетить надо, слава Богу, только по-маленькому! Пошевелилась, Летти сразу подбежала ко мне.

— Ваше сиятельство, проснулись! Сейчас Нэнси кашку принесет, покушаете!

— Подожди, Летти, мне до уборной добраться надо, поможешь?

— Ой, барышня, неужто опять? Лекаря позвать?

— Нет, мне только по маленькому, да и умыться хочется, и руки вымыть, а то они липкие какие-то и волосы бы расчесать!

— А что доктор скажет?

— Обрадуется! Пойдем, а то сил терпеть, уже нет!

— Так давайте я вам ночную вазу подам! Прямо сюда.

— Эх, Летти, на нее все равно садиться надо, да еще приседать! Проще дойти.

— А бурдалю? Прямо в кроватку!

— Летти, — сказала строго, — я говорю в уборную, значит, в уборную. Помогай, а то не дойду, свалюсь, вот доктор тебя и взгреет!

Причитая и охая, Летти помогла мне подняться, и пройти десять шагов до маленькой дверцы у задней спинки кровати. Что же, все на уровне 16, начала 17-го века. Вместо унитаза — стул, вернее, кресло с дыркой, под ним какая-то емкость, для умывания — таз и кувшин. Правда, запахов нет, что странно. Все получилось, только Летти сливала на руки кувшином, и мыло нашлось, и даже биде, так что гигиену первой необходимости навела. И даже удержалась от вскрика, увидев себя в зеркале. Тощая девица, лет 17–18, волосы коротко обстрижены, неровно, видимо, в спешке, где-то до плеч а где-то еле уши закрывают, но волос много, красивые, каштановые с рыжиной. И вообще, если приглядеться, была красавицей. Кости лицевого скелета тонкие, правильные. Мясо нарастет, приятная внешность будет. Глаза красивые, зеленые, большие. Брови и ресницы темные. Росточка среднего, даже, по нашим меркам, низкого, чуть больше полутора метров, ну я тоже дылдой не была, метр шестьдесят пять, рост Венеры. Так что жить можно. Летти все причитала, что подурнела, похудела, волосики, вон, обрезаны. Я возражаю, что, главное, жива. Пошли обратно. Нормально. Спрашиваю про парикмахера, Летти чуть ли не прямо сейчас подхватилась бежать за Томми — цирюльником, я остановила, не все сразу. Попросила бумагу и карандаш, все привычнее, неизвестно, чем здесь пишут. По секрету сказала, видимо, личной горничной, что, пока была без сознания, меня посетила святая. (Есть же у них какие-то святые!) Так вот, мне объяснили, что делать, что бы мор остановить. Так что я записать все хочу, пока не забыла. А то с памятью совсем плохо стало — из прошлого почти ничего не помню.

— Совсем — совсем? — изумилась Летти.

— Частично помню, про графство помню, про мор, от которого человек извергает все из кишечника и со рвотой, а потом высыхает весь и умирает, что я дочь графа, родители умерли, что ко мне принц сватался, и все. Очень боюсь, что приедет дядюшка Ораст, поэтому хочу написать Его Величеству, что я выжила и прошу защиты от алчных родственников.