Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК

«Старик», — подумалось Шмайсеру, а ведь Фомин, хоть в отцы им всем годится, еще молод, вернее, моложав, а перенесенные лишения и годы навсегда закалили его тело. И даже в подземелье, когда они пластом лежали от усталости, он их поддерживал шутками и улыбкой, не давал впасть в уныние. Хотя сам тоже уставал, и очень сильно…

— Кончай спать, ребята, трос дергается, — громкий голос Путта вывел Поповича и немца из размышлений, и они дружно навалились на ворот.

Эту бадью подняли быстро, разгрузили еще быстрее и тут же опустили вниз. Но теперь молодые танкисты не разлеглись на травке для отдыха, а в бешеном темпе стали таскать ящики и оружие в дом и там складировать.

Работа не прерывалась ни на секунду — за час из подземелья было извлечено еще две бадьи, а их содержимое было перенесено в дом. Небосвод у самого края пламенел, показался краешек восходящего солнца. Лесные пичужки весело щебетали по деревьям — живи и радуйся…

— Все, ребята, — устало произнес Путт, — семь бадей подняли, опускайте восьмую. На ней Федотыч поедет, как на лифте. Устал он, не гоже ему по стенке карабкаться. Так что осторожнее крутите.

Путт с Поповичем стали медленнее крутить ворот, который шел значительно легче, видно, Фомин еще в предпоследнюю бадью все самое тяжелое стаскал. А Шмайсер до сих пор пребывал в удивлении — как Фомин смог в одиночку лафет от ДШК в бадью затащить, а ведь он без малого центнер весит. И тут же признавал, что сам смог бы это сделать только с превеликим трудом.

— Твою мать! Ферфлюхте! Шмайсер, крути один, только держи крепче! Леха, помогай! — выкрик Путта хлестанул Поповича, и он в три прыжка оказался на помосте. Путт рукой вытягивал бадью, и Попович тут же кинулся ему на помощь.

Механика-водителя затрясло — Фомин лежал в бадье недвижимо, и даже сквозь почерневшее от грязи лицо было видно смертельную бледность. Он даже не дышал, как показалось Поповичу.

— Твою мать, — прошипел Путт, — идиотен! Угробили!

Они извлекли Семена Федотовича из бадьи и бережно перенесли на траву. Путт живо расстегнул комбинезон и припал ухом к груди. И тут же радостно воскликнул:

— Бьется сердечко, бьется!

Глава четвертая

— Тебя как зовут? — теплые девичьи руки легли на грудь, и он ощутил, как приятно у него защемило сердце. Никогда ему не было так хорошо от нежного прикосновения, от погружения в эту ласковую голубизну любящих глаз.

— Семеном родители назвали! — тихо произнес он, чувствуя, что тонет в ее глазах.

— Сенечка, — ласково прошептала девушка, — так тебя мама в детстве звала, мой милый?

— Да…

Любовь, первая любовь в жизни, как ты прекрасна. Даже видавший виды зрелый мужчина может превратиться в мальчишку и радоваться каждой секунде, каждому вздоху и взгляду.

— Я люблю тебя, Сенечка, — девушка крепко прижалась к его груди. — Люблю с той секунды, когда увидала. Я хочу быть с тобой, жить с тобой, делить с тобой постель. Я хочу, чтобы ты стал моим первым и единственным мужчиной, мужем. Я хочу подарить тебе детей… Трех мальчиков и девочку. Ты согласен, мой любимый?

— Да, — горло перехватило, и Фомин прохрипел это «да». Он тоже этого хотел — счастья, детей, семью, жену — и она пришла к нему, его любовь.

Девушка подняла голову, длинные распущенные волосы посыпались, защекотав, налицо, ее прекрасные лучистые глаза были прикрыты веками, а полные красные губы потянулись к нему. И Семен сам блаженно прикрыл глаза и потянулся к ней навстречу. Поцелуй обжег, блаженство нахлынуло, и тут его больно ткнули пальцами под бок.

* * *

— Федотыч! Ты уж нас не пугай, мы и так думали, что ты концы отдал, чуть кондратий всех не хватил!