Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК

— Что ты? Сиди, сиди! Тебе выздоравливать надо! Янек твоим здоровьем крепко обеспокоен! — в голосе слышалось сплошное участие, вот только взгляд сразу же вильнул в сторону.

Глебу Бокию, начальнику ВЧК Северной области, лично пытавшему и отправившему на тот свет немало контриков — мужчин, стариков, женщин и подростков, — смотреть на сидящего в кресле человека было трудно из-за подступавшей к горлу тошноты.

Искривленная шея выносила подбородок далеко над правым плечом, а потому приходилось смотреть на Мойзеса сбоку, чтобы видеть лихорадочный блеск его левого глаза. На месте правого ока и носа был проложен жутковато багровый рубец шрама с черными дырками ноздрей. Верхняя губа на середине разорвана, а потому два центральных резца выдавались вперед, демонстрируя заячий оскал. Вместо привычной кучерявой черной шевелюры — ободранный, весь в струпьях и ямках, череп. Прямо живая Адамова голова — символ бессмертия…

— Ну, если ты хорошо себя чувствуешь…

— Я тебя внимательно слушаю, давай к делу, не просто так пришел! С моим докладом ознакомился?! — несколько грубовато перебил Бокия Мойзес, и его единственный глаз гневно прищурился.

— Ну, к делу так к делу, — покладисто согласился начальник ВЧК, но вот его улыбка была весьма нехорошей. — Я внимательно ознакомился с твоими показаниями… Вернее, с твоей запиской, что ты изволил продиктовать две недели тому назад, когда пришел в сознание. Меня заинтересовал один момент, связанный с полковником Фоминым, Семеном Федотовичем. Так?

— С подполковником…

— Это не имеет значения, — теперь Бокий показал власть и перебил Мойзеса.

«Дружба дружбой, но табачок врозь» — так говорится. А они не приятели, а товарищи по делу, тем более в таком деле. Однако Бокий ему тут же и улыбнулся — долг, конечно, платежом красен, но обострять отношения с искалеченным чекистом, пролежавшим в больнице почти три месяца без сознания, а до того чудом выжившим в шахте, он без нужды не хотел.

— В конечном итоге, — он понизил голос до шепота, — то, чем мы занимаемся… Тут не то чтобы ни одна живая душа, тут даже ни одна мертвая душа ничего знать не должна!

Бокий заметил, как нервно задергалась щека Мойзеса.

— Ну да ладно! Я просто хотел уточнить один момент. Когда офицер наклонился над тобой, полы его черной куртки разошлись, и ты увидел на его груди какие-то странные знаки, похожие на наградные. С пролетарской символикой. Так?!

— Да, это так.

— А ты сможешь более подробно описать эти знаки? — вкрадчиво спросил Бокий, но снова вильнул глазами, встретившись с пронзительным оком сидящего чекиста.

— Три неизвестных мне знака — один круглый, беловатый в середине, снаружи окаймлен серебряным венком из листьев. В центре изображена красная звезда лучом вниз. Между лучей выглядывают молот и лемех плуга. Отдаленно похоже на нашу красноармейскую звездочку. Сверху красное знамя, с девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Знамя закрывает два верхних луча звездочки. На венке внизу отчеканены буквы РСФСР — я не ошибаюсь. За этим знаком были прицеплены еще два. В виде пятилучевой красной звезды. Я их разглядел лучше, намного лучше, их было два, потому и запомнились.

Мойзес закрыл уцелевший глаз и содрогнулся всем телом — он вспомнил до малейших деталей тот страшный для себя день.

— В центре серебряный медальон с изображением солдата в остроконечном шлеме, держащего в руках винтовку наперевес. Вокруг такой же девиз — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Внизу отчеканены буквы СССР, ниже них серебряные серп с молотом. Мне показалось…

— Что показалось? — переспросил Бокий, когда пауза затянулась. Мойзес открыл глаз, пронзительно сверкнувший на мгновение.

— Я видел эту форму на императорских складах. Ее сделали для гвардии. Суконный шлем с острым верхним шишаком.

— «Богатырка»?! Так, по-моему, этот шлем называется. Сейчас рассматривается вопрос, чтоб одеть в эту форму наших красноармейцев.

— Так! — Мойзес чуть кивнул головой. — За «звездами» была медаль, на маленькой прямоугольной колодке. И весь кругляшок закрывала пятилучевая звезда. Красная…

Мойзес говорил еле слышным голосом, единственный глаз был закрыт желтым веком. Он тщательно припоминал, и это было для него делом нелегким — пальцы рук, лежавшие на накинутом поверх колен клетчатом одеяле, чуточку подрагивали.

— Под ней римская цифра двадцать. Именно так мне показалось сразу, а не две буквы XX. Под знаками с «пролетарской» символикой были два георгиевских креста с медалью. Серебряные. И еще одна медаль — вроде династическая, когда триста лет Романовым отмечали. На больших колодках. И все — более ничего не было.

Бокий прошелся по комнате, взглянул в окно — желтая листва усеивала внутренний двор, свидетельствуя о приближении зимы.

— «Унылая пора, очей очарованье…» — процитировав классика, начальник ВЧК приблизился к Мойзесу, сунул руку за пазуху и извлек небольшую коробочку, обитую красным бархатом. Открыл крышечку.

— Посмотри на это внимательно.