Три голубя со срочным донесением с интервалом в час были отправлены Прозорову, а Валентину с друзьями только и оставалось, что по совету дона Альбы молиться о том, чтобы под рукой у Прозорова оказались какие-нибудь чудесные гонцы-скороходы.
И такой гонец, судя по всему, в Ярославле сыскался, ибо через два дня на третий за Михайлой Митряевым прибежал посыльный из дворца – царь требовал к себе земского посланника.
Хоть Иван был и не в официальном царском наряде и принял Валентина не в тронной палате, сомнений в том, что это именно официальный прием, у Валентина никаких не осталось, как только он увидел собравшихся вместе Ивана, Никиту Романовича, Федьку, Басманова-старшего и Михайлу Черкасского.
– У ворот слободы остановился боярин Федоров-Челяднин, – начал Никита Романович, едва только Валентин переступил порог. – Чего он хочет?
Нельзя сказать, что эта новость не порадовала Валентина, но, не давая воли эмоциям, он умудрился состроить гримасу крайнего удивления.
– Федоров-Челяднин? Это который из Москвы? Понятия не имею. Могу лишь предположить, что как каждый честный слуга вашего величества, – здесь Валентин поклонился Ивану, – он лишь хочет засвидетельствовать вашему величеству свою личную преданность и преданность вверенного ему города и всех городских жителей – от первого боярина до последнего простого гражданина.
– Не мели чушь! – выкрикнул вдруг Федька. – Предатель он, этот твой Челяднин! Это всем известно.
С Федькиной стороны это был явный прокол. С чего бы это всем было известно, что Челяднин – предатель? Верно они с ребятами угадали содержание подставного письма, посланного Захарьиными. А Федька себя выдал с головой. Если и не он сам писал то письмо, то с содержанием его знаком великолепно. Валентин с трудом сдержал улыбку.
– Ваше величество, – вновь обратился он к Ивану, – так давайте выясним, с какой целью приехал боярин Федоров-Челяднин. А заодно – предатель он или нет. Примите его. Клянусь вам, если он окажется предателем, то вся земщина потребует его наказания. И я буду первым. А что ж заглазно о человеке судить?
Иван молчал, лишь бросая косые взгляды на дядьку и двоюродного братца.
– Так ты не имеешь никаких сведений от Челяднина? – осведомился Никита Романович.
– Откуда? – Валентин пожал плечами. – Слобода-то закрыта. Как бы я мог получить хоть какое-то известие?
– И зачем он с собой целое войско притащил, тоже не знаешь?
– Целое войско? – Вот это известие Валентина действительно удивило, и ему даже не пришлось кривляться, изображая удивление. Все само собой получилось.
– Да. Человек пятьсот, не меньше.
Валентину оставалось лишь всплеснуть руками. Старый напыщенный индюк этот Челяднин.
– Обычное дело. Просто человеку хочется показать, что он не сирота какой-нибудь, а представитель богатого, древнего рода.
– Это Федоров-то древнего? – вскинулся дотоле молчавший Басманов.
– Будет тебе… – оборвал его Никита Романович.
– Никита Романович, – сказал Валентин. – Да впустите вы его. Пусть челядь свою за стенами оставит, а сам въедет в слободу.
– Челяднин без челяди уже и не Челяднин вовсе, – сострил князь Черкасский.
– Ладно, Михайла, – сказал Никита Романович. – Иди. Примет царевич вашего Челяднина. Будь через час в тронной палате.
Валентину ничего больше не оставалось делать, как отправиться домой – переодеться к торжественному приему. Конечно, было бы неплохо перехватить Челяднина до царского приема и переброситься с ним десятком слов, но Валентин даже не стал заморачиваться на эту тему. Все одно опричные не дадут. Оставалось только надеяться, что боярин Челяднин тщательно подготовился к разговору и продумал линию своего поведения на приеме.
Прием был обставлен с чрезвычайной пышностью, будто принимает царь не собственного боярина, а посла иностранного государства. Триста опричных «рыцарей» выстроились вдоль стен тронной палаты. Иван в шапке Мономаха и бармах восседал на троне, держа в руках скипетр и державу. Никита Романович с Федькой стояли справа от трона, самыми ближними к нему. Валентину с друзьями досталось место хоть и в первом ряду, но весьма далеко от трона. Челяднин, ведомый под руки стражей, приблизился к трону и, поклонившись в пояс, приветствовал царевича, после чего протянул в его сторону свернутое рулончиком письмо. Стражник не успел еще протянуть к нему руку, как письмом уже завладел подскочивший к Челяднину Федька Романов.
– Великий государь, приехал я к тебе, чтобы показать полученное мною письмо, – начал Челяднин. – Доставил мне его человек, представившийся послом князя Прусского. Письмо, великий государь, подлое и изменническое. Увидишь сам, когда прочтешь. Я лишь скажу кратко, что князь Прусский сам изменник и московское боярство хочет склонить к измене. Передаю тебе это письмо и заверяю, что и я сам, и все московское боярство верны своей присяге и кроме тебя, государь, никого своим государем не признаем ни при каких обстоятельствах.
Иван метнул быстрый взгляд на Челяднина, затем на Федьку, держащего свернутое письмо в руке. Зато Федька не удержался, выкрикнув со своего места: