Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем

— А пупок у моих солдат не развяжется?! — Молчанов потерял хладнокровие. — Это же три сотни верст обратно идти! Без патронов, продовольствия и снарядов. Дорога забита брошенными составами, ее не используешь.

— У нас нет другого выхода, если мы хотим не только удержаться, но и освободить от большевиков хотя эту часть Сибири. Ключ к этому — Щегловская тайга. Вернее, проходы через нее. Мы шли там, вы все видели собственными глазами. Если занять тракты и железную дорогу, хорошо укрепиться, то позицию можно держать бесконечно долго. На это у нас сил хватит. Обойти красным невозможно — дремучая тайга является надежной преградой.

— А для чего это нужно?

— За весну мы сможем, я искренне надеюсь на это, привести армию в порядок. Да и Сибирское правительство, судя по всему, делает все, чтобы умиротворить население. Сейчас для нас главное — выиграть время, прийти в себя от поражений. И собираться с силами.

— А большевики не смогут перебросить значительные силы от Урала, — лицо Молчанова прояснилось, — железная дорога выведена из действия, ее нужно восстанавливать. Пешим порядком переброска войск крайне затруднительна при местном бездорожье. Три тысячи верст слишком большая дистанция. Хорошо, Семен Федотович. После полудня я выступаю на Мариинск. Но и вы окажите поддержку — я имею в виду части второго корпуса.

— Будьте уверены, Викторин Михайлович! — Фомин ободряюще улыбнулся. — Казаки Волкова и уральские стрелки в вашем распоряжении. Наступайте смело — нужно запереть щегловские проходы. И тогда у нас появится неплохая перспектива на будущее.

Молчанов тяжело поднялся с лавки — за прошедшие дни он вымотался полностью. Смотревший на него из-под ресниц Фомин мысленно улыбнулся, припомнив поговорку, что победа окрыляет. Может быть, и так, но усталость-то куда денешь. Однако стоило генералу закрыть за собой дверь, как она тут же раскрылась снова, и в станционную комнатенку, еле освещенную керосиновой лампой, вихрем ворвался Шмайсер.

— Ушел, песий сын! Сеня! Ну что за невезуха. Ферфлюхте!

Фомин тут же открыл глаза, дремота мгновенно покинула его тело. Исчезла и свинцовая усталость. От нахлынувшей ярости стало сводить зубы, и он вскочил с лавки.

— Ты упустил Мойзеса?!

— В тайгу убег, гнида. Чекистов его почти всех положили, двое-трое ушли. И он с ними. Вот гад!

— Погоню организовал?! — Фомин не смог удержаться от вопроса, хотя понимал, что ляпнул глупость. Шмайсер возмущенно пожал плечами.

— Обижаешь?!

— Спрашиваю!

— Взвод Ермолаева идет по следу. Худо, что поземка пошла, да тайга большая. А эти стервецы хладнокровные, спокойно собрались и лыжи прихватили. С Мойзесом и проводник из местных.

— Худо, — печально произнес Фомин. Надежда на поимку заклятого врага рухнула — он отчетливо осознал, что торжества не будет. Шмайсер в сердцах пнул по стенке, как бы молчаливо разделяя сделанный другом вывод.

— Да не бесись ты! — Фомин закурил, предложив сделать то же самое и Шмайсеру. Тот чиниться не стал и целую минуту друзья молча курили, переживая оплошку. Вроде все продумали, а чекист их перехитрил.

— Ладно. Хрен с ним, все равно изловлю. Не сейчас, так позже. — Немец успокоился. — Никуда он не денется, я ему ту шахту вовек не забуду.

— Шут с ним, — согласился Фомин, но добавил таким шипящим тоном, что Шмайсеру сразу стало ясно, что тот так просто дело не оставит. — Тысячу рублей золотом Мики выделит в качестве награды. Оповести всех местных, может, и помогут.

— За такие деньги охотники найдутся, да и мои парни землю носом рыть будут. Вернее, снег…

— Ладно, — подытожил Фомин. — Мойзес ушел, зато Лапина завалили, и всю его дивизию. Теперь шансы стали намного больше…

— Фифти-фифти, так, по-моему, говорят англичане.

— Половина на половину. Но если разгромим Неймана, то будет еще лучше. Но не будем хвалиться, на рать идучи. Я о другом хочу с тобой поговорить. Как заноза в голове уже несколько дней сидит.

— Это о ком же?

— Будто не понимаешь? Дурака мне не строй, я тебя как облупленного знаю, — Фомин глянул на хитрое лицо Шмайсера.

— О полковнике Арчегове?!

— О нем, родном. Видишь ли, в тридцатом я на КВЖД был и там с одним командиром познакомился, что в гражданскую у семеновцев служил. На бронепоездах, под началом некоего ротмистра Арчегова. Короче говоря, образ трезвой жизни сей офицер не разделял, храбр до безрассудства, вот только дарованиями полководца не отмечен. Потому и отступил тогда от Иркутска. Сейчас я наскоро поискал сослуживцев сего ротмистра…

— И что? — Голос Шмайсера задрожал от еле сдерживаемого интереса. Немец даже наклонился вперед, сцепив пальцы.

— Нашел, к моему удивлению. Генерал Каппель служил с ним в 14-й кавалерийской. Ротмистр эскадронным командиром, сам Владимир Оскарович при штабе. Телеграмма Арчегова была направлена именно Каппелю, а свой дом в Иркутске он семье генерала отдал для проживания, да золотом обеспечил. К чему бы это?

— Да дружили они…