Спасти Кэрол

Когда горничная потеряла сознание, Дуайт отнес ее в гостевую комнату и положил на кровать. На этом этапе игры лучше сделать все по-человечески. А что, если она проснулась, пока он в отъезде? Вряд ли она будет проверять подвал. Увидит, что хозяйки в спальне нет, и в истерике бросится в город, всем рассказать, что Кэрол умерла.

Это на руку Дуайту.

– Мандерс… Она умерла!

Теперь Дуайт произнес эту фразу без малейшей печали в голосе. Перед ним, подобно одинокому светлячку, мерцал свет в окошке Лафайетт, и душу Дуайта распирало от радости.

Лафайетт действительно живет так, будто она ведьма, – подумал он.

Дуайт остановил экипаж в двадцати шагах от навеса и выбрался наружу. Дверь в домик была открыта, словно это была обычная летняя ночь, к смерти не имеющая никакого отношения.

– Эверс?

Морщинистое лицо Лафайетт появилось в окне. Дуайт подошел к двери и, дождавшись, когда хозяйка покажется на пороге, сказал:

– Она умерла.

Лафайетт не выказала удивления. Казалось, она даже не услышала то, что сказал Дуайт. Да, полное отсутствие эмоций – вот что делает тебя таким нужным человеком на Большой дороге.

– Войдите.

Дуайт переступил порог домика Лафайетт и вспомнил жену, распростертую на крыльце их дома. Он подошел к стоящему в центре комнаты маленькому деревянному столику. Лафайетт села поодаль.

– Ну, начнем, – сказала она.

– Мандерс, – произнес, кивнув, Дуайт. – Сегодня ночью.

Лафайетт посмотрела на свою раскрытую ладонь.

– Не стоит так спешить. Сделайте это завтра.

– Я хочу похоронить ее прямо сейчас.

Лафайетт рассмеялась, и Дуайту показалось, что он видит эту женщину в первый раз в жизни и, наконец, в ее истинном обличье. Так бывает, когда, вступив в клуб, ты внезапно узнаешь полный свод правил, которым подчиняется уже принятый член.

– Он не станет хоронить ее ночью, Дуайт. Забудьте про это. Будем придерживаться плана.

– Плана? Кэрол умерла. И мы ее похороним. Вот наш план.

Лафайетт глянула назад, в сторону открытой двери.

– Она в экипаже? – спросила она.

В ее голосе сквозило нездоровое любопытство, отчего у Дуайта засосало под ложечкой.

– Нет, – покачал он головой. – Она дома. На случай если шериф Опал станет интересоваться.

Лафайетт обратила на Дуайта свой бесстрастный взгляд.

– Пока вы ездите к Мандерсу, – произнесла она, – она запросто может проснуться и пойти… пойти к тому же Мандерсу и поставить вас в дурацкое положение.

– Сегодня она не проснется. Так быстро это не происходит.

– А как?

– Самый короткий срок – два дня. Это то, что я помню с момента нашей свадьбы. Все это время, пока я за ней присматриваю.

– А до этого?

– Два дня, не меньше! – вскричал Дуайт.

Но даже теперь Лафайетт не выказала ни нетерпения, ни злости:

– Ну, и к чему такая спешка?

Дуайт открыл рот, потом снова закрыл. Вновь открыл и сказал:

– Я хочу похоронить ее прямо сейчас.

Лафайетт водрузила ладони на свое мешковатое брюхо. В тени, отбрасываемой ею от лампы, ее «конский хвост» напоминал хлыст.

– Мандерс поймет, что это настоящее горе, – сказал Дуайт.

– Но ведь так оно и есть.

– Именно. Так и есть.

Лафайетт размышляла над сказанным.

– Кто-нибудь еще знает, что она умерла? – спросила она.

– Да.

– И кто же? – вскинула голову Лафайетт.

– Фарра Дэрроу, наша горничная. Кэрол упала прямо к ее ногам.

– Убейте ее, – сказала Лафайетт, не раздумывая ни секунды.

– Нет.

– Почему?

– Слишком уж подозрительно.

– Ну да, – согласно кивнула Лафайетт и вдруг икнула. – Подозрения нам не нужны. Но все равно, я говорю, что вам нужно задушить жену.

– Я не стану этого делать.

– А я могла бы.

Волна гнева поднялась в душе Дуайта. Не просто потому, что Лафайетт предложила ему убить жену, но потому, что пыталась представить его полным ничтожеством, не способным на поступок. А именно это он и хотел похоронить вместе с женой.

– Да, это должно получиться, – произнесла Лафайетт, по-видимому, отказавшись от своего последнего предложения. – Мандерс сделает все, что нужно. Но это должна быть церемония, так сказать, для избранных.

– Избранных?

– Мне кажется, что ваша жена хотела бы, чтобы ее хоронили без посторонних. Никаких случайных людей, никаких любопытных глаз. Она этого заслуживает. Это нужно ей, а не вам.

– Да, именно так. Ей.

– Покажите мне, как вы все это скажете.

Много раз Дуайт репетировал перед Лафайетт, и все-таки, несмотря на то что все было уже, как говорится, на мази, напряжение было невыносимо – все-таки он должен был похоронить не кого-то там, а собственную жену. Да еще и живую!

Где-то в глубине домика Лафайетт тикали часы.

– Итак, я отправлюсь к Мандерсу и скажу так…

Лафайетт подняла руку, словно театральный режиссер перед началом сцены.

И Дуайт начал разыгрывать сцену своего появления в доме распорядителя похорон. Лафайетт встала из-за своего маленького стола. Ее глаза горели отраженным светом лампы; резкими жестами она комментировала каждое слово Дуайта, направляла его, даже ухватилась за полы его сюртука, слегка похлопывала по плечу, ерошила волосы.