Спасти Кэрол

Этот звук всегда был мил его сердцу.

Горючка стала растекаться по поверхности экипажа.

Смок проследил, как ее ручейки, высветленные скупыми лучами солнца, текут по направлению к мертвому вознице, переливаются через его тело, добираются до лица и заливают нос. Смок переместился чуть выше и принялся лить горючку из правой голени на сломанное заднее левое колесо экипажа.

– Помогите! Я здесь! Помогите!

Окровавленная ладонь билась и билась в стекло.

Горючка параллельными ручейками стекала по ободу колеса и капала на землю.

– Что это? – закричала женщина. – Это что, горючее? Я чувствую запах…

Смок отпустил петли, прятавшиеся в его карманах, и услышал щелчки – клапаны закрылись. Передвигаясь с предельной осторожностью, он добрался до края корпуса экипажа, прикинул расстояние до земли.

– Помогите! Я здесь, внутри! Вы что, меня не слышите?

Смок закрыл глаза, задержал дыхание и сверзился вниз.

Когда он приземлился, кончики его культей взорвались болью, попутно послав ее в позвоночник. Горючка Смок взвыл. Попытался сдержать крик, но не смог.

Превозмогая боль и чувствуя, как капли крови, выбитые из культей, стекают по олову протезов, заковылял на негнущихся ногах в северном направлении. Изо рта его потекли звуки новой песни. Кто знает, кто встретит тебя на дороге! Смок сунул руку в нагрудный карман своей кремового цвета рубашки и достал оттуда маленький коробок. Кто знает, куда ты в карете летишь! Открыв коробок, свободной рукой Смок отер пот со лба и продолжил: Кто знает, что будет в конечном итоге! Достал из коробка спичку.

Кто знает, насколько ты быстро горишь!

Чирк – и вспышка.

Смок швырнул спичку через плечо.

Раздалось шипение и – ВЖЖЖИИИ!!!

Позади столб огня взлетел к верхушкам деревьев, и Смок знал, что костер получился на славу. И он похромал на север, к тамошним безумным городам, как один запечатленным в его памяти – в деталях, словно на самой точной карте: со всеми их борделями, сапожными мастерскими и кирпичными домами, торчащими на аллеях и улицах. И он действительно словно странствовал по листу бумаги, по настоящей карте, или по карточкам, которые Эдвард Банни держал в кармане своего серого пальто, когда, выйдя на Большую дорогу, охотился за местными преступниками. И, слыша крики, треск и шипение позади, Смок представлял, что это не огонь пожирает дорогое дерево экипажа, не погибающая вопит в последних усилиях выбраться из смертельной ловушки, не кожа ее вздувается и лопается от жара, а сам он оставляет отпечатки ног на тех картах, которые в разное время видел в кабинетах разных шерифов окрестных городов.

Из того же кармана, где он держал спички, Горючка Смок извлек сложенный листок бумаги и прочел написанное на нем имя.

ДЖЕЙМС МОКСИ

Присвистнул, так что его свист слился со звуками пылавшего позади костра.

Мокси был самой значительной фигурой из всех, ради которых Смока когда-либо нанимали.

И до этого легендарного человека было рукой подать.

Горючка Смок ковылял вперед и вперед. Жечь по заказу было способом существования. А жечь ради собственного удовольствия было самой жизнью.

Кэрол в коме

Имя Мокси, произнесенное Дуайтом, прозвучало так громко, что почти заглушило все последующие слова. Неужели в Воющем городе слова, наделенные большим эмоциональным грузом, звучали громче?

Не оставалось никаких сомнений в том, что Дуайт желал и желает ее смерти. И хотя Кэрол в отчаянии пыталась убедить себя в том, что никаких знаков, подтверждающих это, она раньше не видела, что Дуайт никоим образом не давал ей понять, как он несчастлив в браке, она вынуждена была признать, что дело обстоит именно так.

Открывшееся Кэрол знание сделало еще черней ночь, сквозь которую она продолжала падать. А импульс страха, пронзивший ее, был подобен неукротимой голубой молнии. Никогда она не бывала так напугана – даже в свои восемь лет, когда ей, не понимающей ничего, пришлось впервые пережить состояние комы.

И никогда прежде она не бывала так одинока.