Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала

— Константин Иванович, вставай! Разбудить приказали, когда Иван Петрович явится, — назойливый в своей требовательности голос Акима моментально достучался до разума, скинув сладкое покрывало сна. Ермаков тут же сел на мягкой кровати и, еще не открывая глаз, принялся застегивать воротник кителя. Затем поднялся, нащупал рукомойник и умылся чуть теплой водой. И только сейчас окончательно пришел в себя.

Хорошо устроились чехи в вагонах, с городским комфортом. Кровати с мягкими перинами, шкаф-трюмо с зеркалом, пианино, печка сделана из столитровой бочки, горячая. Стол добротный, стулья, чистые рушники с вышивкой. Даже горшок с каким-то цветком, то ли герань, то ли что-то другое — в комнатных растениях Константин совершенно не разбирался. И ящики, целые стеллажи ящиков, вдоль стенок. И на крыше вагона прикреплены ящики, добротные, крепко сколоченные. Хорошо поживились в Сибири чешские легионеры, освоились, нахапали добра. Только оно их и разложило, превратило в обезумевшее от страха стадо, драпавшее от красных со всех ног, вернее колес. Кому ж умирать охота, когда столько награблено, и домой потому сильно хочется, до жинки и детишек, добычей знатной похвастаться…

Константин сел на койке — мысль про жен и детей пронзила его сердце. Нина! За эти сумасшедшие сутки он ни разу не вспомнил о ней — война высасывает не только все соки, но и память. Так было и в Афгане, так случилось и сейчас. Как быть-то с ней?! Ведь рано или поздно она раскусит, поймет, что он — это не он. Обязательно догадается! Сердцем почувствует… И как тогда ему быть?!

И тут же Ермаков криво улыбнулся — вчера снаряд мог превратить бронепоезд в смятую консервную банку, а его самого со всем экипажем в котлетный фарш. Это война, и на ней главное — выжить… И победить! Спасти от большевиков все, что еще можно спасти — жалкие осколки российской государственности, таких чудесных людей, в которых абсолютно нет пресловутой «совковости», да того же Колчака хотя бы взять, или Смирнова, или офицеров бронепоездов, например. А Нина?! О ней он будет думать тогда, когда война отпустит ему отдых, ибо долг — это главное для русского офицера, а любовь — это уже дело личное. Правильно говорят, что богу богово, а кесарю кесарево…

— Константин Иванович, начштаба уже тута. Отворять?

— Давай! И поесть раздобудь, и чая сгоноши!

Аким открыл вагонную дверь, и в морозных клубах поднялся подполковник Степанов. Денщик проворно выскользнул на воздух и задвинул за собой дверь.

— Надеюсь, утро доброе, Иван Петрович?!

— И я на это сильно надеюсь, Константин Иванович.

Подполковник, уже без китайских церемоний — суточное общение с ротмистром приучило, скинул шинель и папаху на ящики и сел за стол. Взял из коробки папиросу, Ермаков тут же чиркнул спичкой — дал прикурить Степанову, затем закурил сам. Минуту сидели молча, выпуская клубы дыма. Константин не торопил, пусть покурит, чуток отдохнет. Если бы вести были дурные, то тут не до перекура было бы.

— Я говорил с подполковником Бирюлей, начальником штаба 2-й чешской дивизии. Скажу сразу, перемирие заключено на 24 часа, с условием, что сегодня вечером в пять вы встретитесь с генералом Сыровы на переговорах.

— Надо, так встретимся. Как прошла встреча?

— Исключительно тяжело. Вначале…

— Вначале чех пыжился, — довольно невежливо перебил своего начальника штаба ротмистр, — говорил, вы на кого, падлы, батон крошите, да мы вас с дерьмом сровняем. Когда же вы, Иван Петрович, пригрозили, что немедленно прервете диалог, а дискуссию продолжите бронепоездами и артиллерией, то Бируля сдулся, как проткнутое иголкой надутое изделие Кондома, и заявил, что не дело им проливать братскую кровь родственного народа.

— Совершенно верно, Константин Иванович, — подполковник смотрел удивленно, — хотя несколько… своеобразно изложено, но суть вы передали абсолютно верно. Хотелось бы знать, откуда вы знаете…

— А вы обстановку в вагоне посмотрите, Иван Петрович!

Подполковник внимательно осмотрелся, недоуменно пожал плечами и осторожно произнес:

— Обстановка как обстановка, так все чехи едут.

— Иван Петрович, вы, извините, но за деревьями леса не увидали. Это же типичные гопники, наезд сделали, прибарахлились и домой когти рвут. А тут их за руку поймали. Вот базар по понятиям и начинается — а ты кто такой?! А как в рыло получают, так сразу обороты снижают. А если разборкой серьезной запахнет или судом Линча, то паиньками становятся. Вы думали, что с офицером говорили, ан нет. С вами один из гопников базарил, рангом чуть повыше в своей кодле, ибо офицерам побольше барахла приходится.

— Боюсь даже представить, какие жизненные коллизии вы видели, если можете таким выразительным словом разговаривать. В Генеральном штабе этому нас не учили.