Спасти красноармейца Райнова. Книга четвертая. Райнов

Что ещё? Про хранилище сказал, не пополнял и не тратил особо, дал возможность свободно качаться, пусть место копится для самолёта. Вещь всё-таки нужная. По немцам. Того эсэсовца из пассажиров самолёта, повесили по приговору суда. Как военного преступника. Полком командовал, моторизованным. Оказалось, столько преступлений на нём и его солдатах, включая геноцид мирного населения на оккупированной территории, даже не раздумывали. С остальными работали. Впрочем, сроки все получили. Это всё шло через прессу, открыто, громкое дело. Пиарил себя Союз и Красную Армию в лучшем виде выставлял. Я это дело вполне понимал, и был согласен. Не раз выступал свидетелем на процессах. Ещё было несколько попыток вербовки в военную разведку и вот к Судоплатову, но я всё вежливо, и твёрдо отклонял. Там вход копейка, а выхода нет вообще. Объяснял просто, армия и служба это не моё. Осознал и понял, как война закончится, сразу на гражданку, а со службы кто меня отпустит? Сам уйду, так дезертиром объявят. Лучше эту порочную практику сразу исключить. Дослужу до конца войны и в отставку.

В общем, нехотя, но приняли. Хотя военная разведка чуть не приказом хотели меня перевести. Да что хотели, они этот приказ мне и показали, на что я вежливо ответил, что служба в военной разведке дело сугубо добровольное, а я им не являюсь. Да в клин войду, на все приказы положив с прибором. Да, военный суд, да трибунал, которые я, к слову, не боюсь, но кто виноват будет, они, что с силой заставили меня служить там, где я не хочу, или я? Совсем даже не доброволец. И свои речи, о родине и долге могут в задницу заснуть. Так и сказал. Приказ убрали, отбился, но врагов в этой структуре приобрёл. От Судоплатова, сделали заброс на службу к ним, но настаивать не стали, нормально приняли отказ, уже в курсе как военная разведка облажалась. В принципе всё. Большую часть времени я проводил в разных ведомствах, опросы, и тому подобное. Сейчас шумиха в прессе стоит, как немцы обращаются с заключёнными в Заксенхаузене. Я всё описал и выступал свидетелем на суде, он уже был, ещё международный предстоит, и это тоже выложили в открытую прессу.

Утром пообщался с матушкой на завтраке. Та молочную пшённую кашу сделала, как я любил. Да, ожидаемо отказалась, но сестрица тут может и поживёт, поэтому запасной комплект ключей возьмёт, я предупрежу домоправителя. За мной машина пришла, так что увезли к зданию, где ведомство Судоплатова расположилось. Тот меня сам встретил, глаза красные, мешки под глазами, явно не спал всю ночь, но довольным был, жуть, вот и ошарашил сообщением:

— Это по тебе группа ликвидации работала. Личный приказ Гитлера, как личного врага фюрера. Всех почти взяли, даже спящих агентов, один в нашем наркомате окопался. Столько информации сдал противнику, гад. Следователи работают. Только один из немцев говорит, что их группа не одна, там разные ведомства работают. К нам ты отказался уходить, поэтому сейчас едешь за направлением на фронт, в боевую часть, я уже созвонился, ждут, и на фронт. Нечего тебе тут делать, много у нас работы, не всех успели взять. В два часа дня у тебя выступление на радио, его никто отменять не будет, мы подстрахуем со стороны, чтобы тебя там не подловили, а после выступления, чтобы духу твоего в столице не было. Это приказ сверху.

Не скажу, что меня расстроила информация, я даже испытал некоторое облегчение от того, что вся эта бодяга наконец закончится. Лучше на фронт, чем тут.

— Мне бы билет до Ярославля. Матушку отправить.

— Сейчас сделаю, — кивнул тот. — Машину ту же возьмёшь. Как закончишь, ко мне, пообщаемся.