Спасти красноармейца Райнова. Книга четвертая. Райнов

— Ну что Райнов, радуйся. Родич того первого убитого тобой под следствием. Такие статьи шьют, измена Родине ещё цветочки. И всех его людей под это дело списали. Так что ты не убийца командиров, а произвёл законную самооборону, при встрече с вражескими элементами. Это я тебе из твоего личного дела выписку читаю. Так что всё, вещи на руки и свободен. Полностью реабилитирован. Держи справку. Двигай в своё управление, там восстановишься.

Тот это всё быстро говорил. Явно куда-то собирался, стоял у стола, вещи с стола по карманам убирал, справку взял и мне подал. Да ещё руками движения делал, как будто отгонял.

— Как ты там любишь говорить? «Вали»? Вот, вали давай.

А я стоял, держал справку как громом поражённый. Да я уже придумал как себя в лагере вести, в отрицалове буду, незаконно держат, у меня чистая самооборона, а следствие взяло и действительно самооборону включило. Встряхнувшись, я покинул кабинет и вместе с майором спустился вниз. Тот в гардеробе шинель получал, а я к дежурному. Тот меня к кладовщику переправил.

— Погоди, не торопись, — сказал я ему, читая опись. — Сейчас по спискам проверим, что на месте. Я до любой мелочи помню, что у меня при себе было… Так, не понял. А где мои шлемофон и комбинезон? Не вижу.

Это действительно было так. Мелочёвка, сапоги и вещмешок были, а шлемофона, почти новый, и комбинезона, зимний утеплённый, их не было, хотя арестовали с ними, и сюда доставили. Ничего серьёзного с меня не изъяли, так что мелочёвка и сидор, это всё на месте. Форма в которой вёл бой, тоже на мне, пропахла камерным духом, вон как кладовщик, сержант-госбезопасности, морщиться. Это моя запасная форма, без знаков различия и наград, та с наградами в хранилище. Также в вещах мои сапоги. Их сняли как сюда прибыли и выдали боты без шнурков. А вот то в чём воевал, пропахшие потом и кровью, отсутствовали. Не то чтобы они мне нужны, просто дело принципа. Тот же буркнул:

— Бери что есть и сматывайся, или в камеру снова захотел?

Тут же взяв на излом его руку, я тихо зашептал тому на ухо:

— Я четырёх ваших сотрудников убил. Троим шеи свернул тут в здании, три месяца назад. И меня отпустили. Ты думаешь у меня что-то дрогнет тебя забить? И камеры я не боюсь, и даже в лагеря отправлюсь, мне всё равно, но своё верну. Это дело принципа.

— Да нет у меня ваших вещей, знакомый попросил найти, он в экипаже броневика служит, свои-то потерял, скрал кто-то, — со стонами признался тот.

— Да мне покласть на ваши делишки. Ты меня обокрал. Как компенсировать будешь? У тебя десять пальцев, начну с первого. Как услышишь хруст, значит он сломан. И так…

— Есть-есть чем заменить, — тут же воскликнул тот, как я взялся за первый палец. — Вещи из тех, кто за ними не придёт.

— Умерли?

— Ну хоть итак, брезгуешь?

— Я с мёртвых немцев трофеи снимал, не брезговал. Не возьму, примета плохая с казнённых вещи брать. Думай ещё.

— Комната конфиската. Я за неё отвечаю. Можешь взять что-то, что приглянется. Одно.

— Две вещи пропало. Значит и компенсируй двумя.

— Ну, товарищ капитан? — заныл тот.

— О, уже вспомнил моё звание? Тебе с какого пальца начать, ворюга?

— Две-две берите, — сразу согласился тот.

Отпустил, пока тот разминал руку, сменил обувь. Дальше прихватив опись, подпишу, когда закончу, вещмешок с мелочёвкой, и мы прошли в другое помещение, оно дальше по коридору было. Там тот сорвал пломбу, и первым зашёл, следом я.

— Вот, всё что на этой полке, выбирайте, — с хмурым видом, продолжая разминать руку, сказал тот. Свет в комнате без окон он уже включил.

— Да тут и выбирать нечего, — возмутился я, хотя с энтузиазмом подошёл к полке.

Первым в руки попал будильник настольный. Завёл, тикает, подкрутил и тот громко зазвенел. Штука нужная, а у меня нет, сделал вид что убираю в вещмешок, а на самом деле отправил в хранилище. Со вторым предметом тоже долго не думал. В вещмешок-хранилище пошёл небольшой топорик. У меня такой был, достал в Киеве, но с концами ушёл, когда девчат к своим выводил. Выдал повару, рубить на дрова ветки, и всё, так и загулял. А потом как-то закрутилось, не до него. А топорик хорош, древняя вещь. И рукоятка идеально сидит. Так что подписал ведомость, и двинул на выход. Талон, разрешающий покинуть здание, был на руках, выдал дежурному, и к дверям. Только и услышал ворчливый вопрос кладовщика дежурному:

— Где-то только нашли его?

— А что?

— Зверь лютый…

На этом дверь двустворчатая за спиной закрылась, и я оказался на улице, где энергичным шагом двинул прочь. Весна, ручьи уже текут, снег грязный ноздреватый вокруг, и лёд под ногами мокрый, ноги разъезжаются. Четыре месяца о бане мечтал, вот туда и иду. Пока два раза упал.

— Давай ещё парку! — крикнул я банщику, и тот завозился, поддавая.