Спасти красноармейца Райнова

Да, тот сотрудник, что разбирался с делами погибшего майора, внимательно изучил моё дело, и к физическим методам не приступал, видимо всё же усвоили урок. Они тоже смертные. На допросы водили, я всё отрицал. Кстати, потребовал меня в больницу поместить, и надо же, послушались. Но врач так себе. Он меня мальком глянул и ушёл, больше его не видел. Никакого лечения не было. Уже ночью, когда тот с суточного дежурства домой пошёл, его вырубили и сломали руки. Лучше надо к людям относиться, а не как к тварям последним. По крайней мере в моём отношении. Тринадцатого июля был суд, не смотря на всё мной отрицаемое, отделался я легко. Да подумаешь лишили звания и наград. И всё, даже срока не дали, иди воюй боец. Освободили в здании суда. Форма моя, только петлицы срезали, сапоги и ремень вернули, кобуру с пистолетом похоже не увижу. Справку дали, по нему красноармейскую книжицу получу. Всё, я не командир. Сам пытался всё это провернуть в прошлом году, а тут раз и получилось. Ну и хорошо, не штрафбат и не вышка, а стольное пережить можно. От здания суда, прихрамывая, колено повреждённое до сих пор болело, двинул прочь. Приметив место, которое со стороны почти не просматривается, достал там «Опель» и доехал до дома Натальи. Как и ожидалось, те кто квартирует в её доме, все на работе. Достал девчат, и те охая надо мной и ахая, синяки всеми цветами расцвели, старались как-то помочь. Шучу, уже пожелтели, опухоли спали. Одно радует. Ни одного зуба не потерял. Не жалели, я не давал навредить до такой степени.

Пока девчата баню топили, мной занимались, я тоже без дела не сидел. Мне нужно найти семью майора. Я обещал, а слово нужно держать. Сколько мы тут жить будем не знаю. А в бумагах что мне дали, срок, когда я должен прийти в комендатуру, через неё всё проведут, и красноармейскую книжицу получу, и направление в часть, не указан, так что когда захочу, тогда и двину. Не в ближайшую неделю точно. Девчата замочили форму, её постирают. Исподнее тоже, оно такое грязное, как колом стояло, портянки не лучше, сапоги помыли. В бане меня Наталья лично мыла, мягкой губкой, мы её в Германии купили, как и стиральные порошки, разное было. Коробку туалетной бумаги, девчата себе набрали. Может пока туда слетать? Буду представляться раненым германским солдатом. Стоит подумать. Впрочем, когда дома был, передался в лёгкое домашнее, внимательнее изучив бумаги, а не бегло пробежался как ранее, к сожалению, нашёл штамп. Прибыть комендатуру не позднее вечера сегодняшнего дня. Кто-то меня хорошо знал. Ну или правильно оформили бумаги, что мне выдали. Такой штамп должен быть. Посмотрев на часы, ну время ещё есть, я переоделся, вывел «Опель» со двора, кстати, пришли с работы двое из постояльцев, и скатался к комендатуре. Там выдали направление, красноармейских книжиц в наличии не было, мол, в части получишь. А направляли меня в Триста Двадцать Четвёртую стрелковую дивизию, мне это стоило два «Вальтера» и полевой армейский бинокль, вот старлей и сделал нормальное направление. Числился я простым стрелком, не миномётчик. Время на дорогу выделено трое суток.

Я сбегал к старшине при комендатуре, предъявил направление и тот выдал трёхсуточный сухпай. Машина стояла моя в ряду автомобилей при комендатуре, сел в неё, вышедший курить командир, что мне и выдал направление, большими глазами наблюдал как я отъезжаю. На обратном пути заехал в парикмахерскую, меня коротко постригли, армейская стрижка. После этого забрал девчат, те в бане нежились всё это время, и пиво пили из Германии, небольшой запас был. Собственно, оно как раз и закончилось. Дальше я убрал их в хранилище, уехал за город, дождался темноты, и взлетев, направился в сторону Берлина. У меня пятьсот кило свободного в хранилище, нужно пополнить запасы, особенно пива, и оттуда сразу к позициям дивизии. Так и сделал, побывал в Берлине и к концу срока, прибыл куда нужно. Сел на поле затемно, обслужил и заправил машину, а пока до штаба дивизии бежал, рассвело. Там меня встретили довольно неоднозначно, но в принципе рады были. Я в своей форме без петлиц, пилотка без звёздочки, но ремень командирский, передал направление, описывая всем желающим послушать, что со мной было. Про месть не рассказывал, но как на Лубянке выбивали признание, следы на лице и теле, подробно выложил. Вон суд, разжаловали, с лишением наград, забрали копии, и я сюда попросился, это описал. И меня обратно в мой же бывший полк, в миномётную роту, я стал корректировщиком.

***

Очнулся, когда меня тащили, я был связан, кляп во рту, свежесть почувствовал, водоём рядом, и тут меня подхватили и уложили на дно явно надувной лодки. Точно, помню шёл по окопу с ротным, тут навалившаяся тяжесть и нарастающая боль в затылке. Похоже немецкая разведка сработала, взяла меня.