Спасти Кремль

Под окном послышались сопение и возня.

– Что говорит-то?

– Отпирается.

Старый барин прошелся взад-вперёд, скрипя сапогами и паркетом, и снова повторил вопрос. Пленник замялся, потом пространно объяснил на хорошем французском, что он на самом деле никакой не француз, потому и не может ответить на все эти вопросы.

– Ну, что там? – послышался шёпот из-под окна.

– Да всё то же. Отпирается!

– Отвечайте сию же минуту, кто вы тогда такой? – теряя терпение, громко картавил Кузьма Ильич.

– Да свой я, русский, – растерянно отвечал мальчишка, всё ещё по-французски.

– Русский?? – поразился барин, перейдя на родной язык. Он негодующе хлопнул себя по коленке. С парика посыпалась пудра.

– А?! Да ты… ты говорить-то по-русски умеешь?

– Конечно! – звонко возмутился пленник на чистейшем русском языке. И, взглянув исподлобья своими большими карими глазами, довольно непочтительно пробурчал себе под нос:

– Уж не хуже вас.

Барин крякнул от изумления, как будто заговорил письменный стол или напольная ваза из китайского фарфора.

– А?! Что?? Языка, называется, достали! – воскликнул он с досадой. – Гришка! А?! Гришка! Ты кого мне привёл?!

Гришка виновато развёл руками, замычал что-то нечленораздельное. Под окном зашептались:

– Кричать изволят. Недовольны.

– Слышь-ка, не француз он никакой.

– Может, шпиён?

– Да ты погляди на него – мальчонка совсем.

– А по-ненашенски ловко лопочет. И в мундире в ихнем… Шпиён, не иначе.

– Будет тебе шпиён во французском мундире-то ходить!

– А можа он переодеться не успел.

– Но-но. Мели, Емеля…

– А вот, сказывают мужики, ввечеру-то адова громадина у Косого брода взорвалась. Вроде как с неба свалилась! Супостаты небось запустили…