Спасти Москву! Мы грянем громкое Ура!

Однако катер пришвартовался рядом с транспортом, на причал вступил офицер в черном морском кителе и решительно направился к отдыхающим танкистам. Тем пришлось подняться, соблюдая вежливость и воинскую субординацию.

— Командир эскадренного миноносца «Беспокойный» капитан второго ранга Остолопов, — с ходу представился видавший виды моряк с жестким, словно просмоленным лицом, чисто выбритым подбородком и короткими, на английский манер подстриженными усами. — Господа, могу ли я увидеть капитана Ермакова?

Ялта

— Молодой, да ранний, — однако в голосе бывшего главнокомандующего ВСЮР не слышалось раздражения, как прежде.

— Все сделал руками монарха, милого Александра Павловича, да адмирала, а сам в тени остался. Политик, право слово, не зря о нем старик Келлер так отозвался.

Генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин погладил пальцами седую бородку, которая его старила на добрый десяток лет, хотя и до пятидесяти ему было еще далеко. А взгляд снова прикипел к расстеленной на столе карте Бессарабии, расцвеченной синими и красными кружками. Причем первых, служивших обозначениями русских войск, было гораздо меньше, чем вторых — румынских дивизий короля Фердинанда.

Отпуск, который чета Деникиных проводила в Греции, прервался неделю назад — в полученной от военного министра телеграмме приказывалось немедленно прибыть в Ялту.

Проглотив очередную обиду, Антон Иванович повиновался, и три дня назад прибыл в порт на первом же пароходе. Там его встретил капитан генерального штаба, вручил под расписку толстый пакет и сопроводительное письмо, подписанное генерал-адъютантом Арчеговым.

В письме тот, выражая в словах всяческое уважение, фактически приказал ждать его до вечера 3 октября на отведенной для отдыха роскошной даче великого князя Александра Михайловича.

Деникиных встретили с чрезвычайной почтительностью, прислуга была чрезвычайно предупредительна, да еще выставлен полицейский пост и почтил визитом градоначальник. Первые часы Антон Иванович пребывал в полной растерянности — в отставку, как он думал раньше, таким образом не отправляют.

Тут что-то другое, но вот что?!

Пересмотрев списки назначений и увольнений по «Русскому инвалиду», генерал только усмехнулся в бороду — «сычем» ему стать никак не грозило. Впрочем, здесь в ходу был уже иной термин — «кутеповщина». Единственное, о чем пожалел генерал, так о том, что в свою бытность главнокомандующим он не нашел в себе такую безжалостную решимость очистить вооруженные силы от прорвы приспособленцев и тыловых бездельников…

— Антон Иванович, ты чем-то встревожен?! Ты не ложился спать и все продолжаешь сидеть над картами. Побереги здоровье, родной, приляг хоть на часок. Солнце давно в зените.

Мягкий голос жены отвлек его от мыслей, и генерал улыбнулся. Долгие годы он переписывался с юной Ксенией Васильевной Чиж, но, имея на иждивении больную мать, не мог сделать ей предложения руки и сердца. Но девушка ждала всю войну… И дождалась…

— Я поспал ночью немного. Ты знаешь, любовь моя, — устало произнес Деникин, — мне нужно еще поработать. Я себя хорошо чувствую. А вот вечером лягу пораньше.

— Ты что-то знаешь о назначении?

— Нет, генерал Арчегов в письме обещал прибыть на днях. Вот и побеседуем с молодым человеком тет-а-тет. Но сейчас мне ясно одно — скоро начнется война.

— Война?! Боже мой, опять будем убивать друг друга, — простонала Ксения. Она, как и все женщины на земле, за исключением ущербных на голову, войну недолюбливала, ибо какой жене и матери понравится отправлять на смерть мужей и сыновей.

— Не с большевиками, успокойся — они заняты мировой революцией, им сейчас не до нас, в Берлине парад проводят!

Губы Деникина сжались в злую гримасу. Только недавно он понял, что все перемены, прошедшие с марта, оказались наилучшим выходом из положения. И хотя сердце многого не принимало потому, что перемирие с большевиками он рассматривал как сделку с бесами, но разум постоянно говорил, что, перед тем как начать войну снова, нужна передышка.

«А ведь мы Россию заново собирать начали, потихоньку. И даже больше», — быстро пронеслась в голове мысль, и тут Антон Иванович, углубившийся в размышления, почувствовал, что ладонь жены теребит его за плечо, требовательно и настойчиво.

— Антон, ты задумался. С кем война-то будет?

— Я думаю с Румынией, — тихо произнес Деникин, и Ксения понятливо кивнула — секреты своего мужа она тщательно хранила, но и генерал редко разговаривал о служебных делах дома.

— И очень скоро…

Новороссийск

— Я капитан Ермаков, — Фомин сделал шаг вперед, — позвольте осведомиться, чему обязан, господин капитан второго ранга?

— Мне приказано немедленно доставить вас в Одессу…

— Кем приказано?

Слова непроизвольно вырвались у оторопевшего от такого удивительного заявления танкиста.

— Адмиралом Колчаком, — резанул моряк с высокомерной снисходительностью во взоре, протянув плотный картонный пакет. — И вручить вам лично в руки радиограмму, господин капитан.

— От кого?! — изумился Фомин, и от растерянности совсем глупо спросил: — От адмирала? А там что…