Спасти огонь

Мне понравилось, как Эктор размазал Хайме по стенке. Поэтому я им и восхищалась: никто не мог устоять перед его порывами, перед ним как яростным художником и яростным человеком. Педро, попытавшись разрядить обстановку, как-то пошутил. Не помогло. Эктор не просто одержал верх в споре, он обидел Хайме. Обозвал идиотом и слюнтяем. Оставалось либо драться, либо ретироваться. Хайме с женой предпочли второе. Педро уговаривал их: «Не уходите, скоро мясо подоспеет». Но они все равно собрались. Рита, жена Хайме, рвала и метала: «Какого хрена ты зовешь людей в гости? Чтоб было кого обосрать?» Они направились к машине. Эктор решил догнать их и попросить прощения. Я схватила его за руку: «Оставь их, сами вернутся». Он отмахнулся и пошел следом. Хозяин и гости перекинулись парой слов и все втроем вернулись на вечеринку.

Сьюдад-Акунья. Что он забыл в этом потном, пыльном городишке? Машина велел приехать к нему после отсидки. «Работы там хоть отбавляй, Хосе Куаутемок, — сказал он, — никаких тебе факин проблем с безработицей». Машина — элитный киллер на службе у наркокартеля. Очередной преступник, которого вытащили из тюрьмы силой чистого бабла, или, как сам он говорил, чистой головы. Ни один судья не мечтает получить голову своего помощника в переносном холодильнике, вместе с дюжиной пива. «Как поживаете, ваша честь? Сделаете одолжение, отпустите нашего? Или еще подарочков вам послать? На здоровье, наслаждайтесь холодненьким!» — и судья в ужасе отменяет приговор «за отсутствием доказательств», потому что следующая голова может оказаться головой его жены или ребенка. «Умеем убеждать», — говорил Машина. Приземистый, широкие плечи, крепкие руки. Автмеханик, специализация — трактора и фуры. Поначалу моторы перебирал. А в конце концов стал убирать несговорчивых, которые не делились бизнесом. «А не хрен жаться. Что им, сложно посотрудничать?»

Как и многие северяне, Машина родился по ту сторону границы, но вырос по эту. «Я чистый гринго, видишь, какой крепкий пацан. У меня америкэн пасспорт. Только вот я не блондинистый и не синеглазка. А так — дип эт харт, чистопородный реднек». Повязали его в Мехико, снес там башку одному пидо-расу. Прям в упор снес. «Мне его заказали за то, что считать не умел, — рассказывал Машина Хосе Куаутемоку. — Дна плюс два — четыре, пять плюс пять — десять, а он, засранец, складывал шесть да шесть и получал пять. Боссы этого не любят. Так дела не делаются, май френд. Я и племяшкам всегда говорю, налегайте на математику: если много себе позволяешь, если у тебя циферки не сходятся — жди последствий. Либо деньгами спросят, либо кровушкой». Машине не повезло в том смысле, что он «уже на примете был у столичных полицаев. Стуканул какой-то дятел, ну и накрыли меня».

В общем, Машина присел. Камера у него была на троих с такими же субчиками. А с Хосе Куаутемоком познакомился в столовке. Сошлись. С ним можно было по-английски, если что. Так-то мало кто понимал из зэков. «Зис мэн лайкует шороху навести», — предупреждал Машина, чтобы Хосе Куаутемок вел себя с кем-то осмотрительнее. Он попросил боссов, чтобы те нажали на тюремное начальство и Хосе Куаутемока перевели к нему в камеру. Ну а боссы, они на то и боссы: начальство это их послушалось. Хосе Куаутемок и Машина крепко подружились. «Туки-туки за себя и за всех моих друзей», — говорят дети, когда играют в прятки. В преступном мире то же самое. «Вот даст мне сучий судья проходку, вырвусь из этой живопырки, — говорил Машина, — сразу на родину вернусь». И вправду вернулся, как только вышел. «Приезжай ко мне в Акунья-Сити, бро, как дадут тебе фри тикет. Оттопыримся как положено».

Была у Машины веская причина, чтобы с замиранием сердца рваться в родной город: «Живет у меня там чабби-ямми, фэтилишес моя, булочка сдобная». Эсмеральда, любовь всей его жизни. Крашеная блондинка, кровь с молоком, а в постели вообще факин тигрица. «Знает, зараза, чем как вращать, — говорил Машина про свою бабу, — чистый ураган».

Откинувшись, Хосе Куаутемок первым делом решил с прошлым не связываться. Не слушать больше нытье сестры, упреки брата, причитания безвольной матери. Убраться подальше от этой покорной боязливой семейки. Не сообщать, когда вышел, куда поехал. Поработать месяцок, скопить на билет на реабилитационном производстве (есть такие фирмы под управлением тюремного начальства, устроенные якобы для того, чтобы бывшие зэки могли достойный грошик на первое время заработать, а на самом деле эксплуатация в чистом виде), а потом сразу — к автовокзалу и прямиком на север. Там Машина должен пособить. Только никаких картелей, это Хосе Куаутемок еще давно ему сказал. Не по моральным соображениям, пусть хоть тыщами людей кладут, а потому что не даст он кому-то собой помыкать даже в страшном сне. Не желает он, чтобы пузатый старый пердун, у которого изо рта воняет, говорил ему, что делать. Надо будет — на ранчо пойдет работать или в автосервис, можно даже в школу, ребятишек учить, но не под чье-то начало.