Спасти огонь

Педро пришлось достучаться до Олимпа, чтобы проект фонда «Встреча» в Восточной тюрьме запустился поскорее. Друг одного друга, который был знаком с другом другого друга, устроил ему аудиенцию. Преимущества принадлежности к ближнему кругу, то есть к Олимпу. Пятнадцати минут хватило, чтобы изложить самому (президенту, гаранту, первому лицу) подробный план и смету. Выслушав Педро, президент повернулся к своим подчиненным: «Какой идиот застопорил реализацию этой программы?» Педро не стал называть чиновников, которые поочередно бойкотировали проект, отвергали его, тормозили, откладывали, ставили палки в колеса. Сорок пять миллионов песо ни много ни мало увязли по вине боязливых второстепенных бюрократов. Одна такая никчемная гнида еще и руку подняла: «Господин президент, мы оценивали возможные риски осуществления проекта такого масштаба, учитывая нормы безопасности внутри исправительных учреждений». Сам посмотрел на него, как бы говоря: «Серьезно-ты-вообще-о-чем-говоришь-они-предлагают-построить-бибилотеку-и-концертный-зал-ты-что-не-соображаешь-что-мы-сможем-заткнуть-рот-этим-правозащитникам-от-которых-житья-нет-и-заодно-пропиариться-на-международном-уровне-сказать-посмотрите-какие-у-нас-образцовые-тюрьмы-почти-как-шведские-кретина-ты-кусок?» Чиновник «я-открываю-рот-только-чтобы-нести-всякую-чушь-и-даже-с-закрытым-умудряюсь» немедленно выбыл из конкурса на лучшего правительственного работника месяца. Нет, его, конечно, не уволили. Друзья самого могли творить какие угодно глупости и оставаться на своих хлебных местах, потому что когда-то учились с первым лицом в начальной школе. Не успел президент произнести: «Проект одобрен», как промежуточные начальники уже начали названивать директору тюрьмы: «Завтра же чтоб запустил рабочих. Придумай, как им пропуска сделать, да проследи, чтобы они там не снюхались с нарко и прочим сбродом». Хулиан тем временем обронил, как бы между делом, что тюремное начальство запретило заключенным писать и читать свои произведения вслух. Президент уже одной ногой вышел из кабинета, но тут прислушался. «А что они пишут-то?» — «Рассказы и поэзию, господин президент». Для самого слова «рассказы» и «поэзия» звучали так же непонятно, как «квантовая физика» или «молекулярная биохимия», — чтение было, как говорится, не его. «И про что там, в этих рассказах?» — заинтригованно спросил он. «Это истории из их жизни, — сказал Хулиан, — ничего необычного». Президент повернулся к одному из многочисленных помощников: «Немедленно позвоните начальнику тюрьмы и скажите, что я велел разрешить заключенным писать и читать вслух». Помощник вытянулся в струнку: «Да, сеньор, сейчас позвоним». И президент со свитой переместился в другой зал, где его дожидались другие просители.

В десять часов сорок две минуты того же понедельника двое надзирателей явились в камеру к Хосе Куаутемоку с папкой в руках: «Это тебе передал сеньор директор». Хосе Куаутемок открыл папку; там оказались его тексты. «А еще передал, что с сегодняшнего дня можешь писать, как твое левое яйцо захочет, и читать, кому правое яйцо захочет». Хосе Куаутемок пролистал тексты. Все было на месте, и их никто не трогал. Не перечеркивал слова, не исправлял, не оставлял на полях никаких цензорских заметок. Кроме того, по указу президента ему выдали двадцать тетрадей в узкую клетку по двести листов каждая и двадцать ручек «Бик». Хосе Куаутемок обрадовался им, как подарку на Рождество. Эти тетради — все равно что путешествие куда душа пожелает. Он будет писать, писать и писать. Никогда больше не остановится. Никогда. Меньше чем за месяц заполнит все эти тетради, а потом донесет до президента, что они закончились, и тот пришлет ему еще и еще. Не понадобилось: на следующий день к нему приехали Педро и Хулиан с портативной пишущей машинкой и коробкой с десятью упаковками офисной бумаги по пятьсот листов. Счастливый смайлик.

Они рассказали ему про проект, который, по их расчетам, поможет заключенным улучшить качество жизни и положительно повлиять на коммьюнити через художественное творчество. Хосе Куауемоку это показалось прекраснодушной белибердой. Как это писанина может «положительно повлиять на коммьюнити»? Она же не песни «Битлз». Нет, пишут, чтобы выплескивать отчаяние, червоточины, удушье, шум и ярость. Чтобы выплевывать, выблевывать, исторгать. Чтобы пожирать, поглощать, пить жизнь. Так он подумал, но им не сказал. Раз уж они вознамерились играть во Франциска Ассизского, он не станет разбивать их иллюзий. К тому же пять тысяч листов — лучший на свете подарок. Пять тысяч листов, на которых он сможет создавать миры, изобретать их, сталкивать, устраивать революции. Сотни накопившихся историй наконец-то найдут свое место. Дом для слов.