Как Хосе Куаутемок вписался бы в подобный новый порядок? Тюрьма не исправила его, хищнический инстинкт никуда не делся. Ему мало оказалось сжечь тебя заживо и отправить на тот свет полицейского и подростка. Он сбежал из тюрьмы и по дороге убил еще двоих полицейских. Какие чувства он испытывал, лишая жизни человеческое существо?
Меня подмывало так прямо и спросить, когда я навестил его, за неделю до побега. Он пришел на встречу, потому что я его обманул. Хулиан Сото передал ему, что его хочет видеть хозяин издательства, заинтересованный в публикации его текстов. Единственное условие — встретиться наедине, без свидетелей. Брат клюнул на эту удочку.
Нам выделили какую-то каморку. Он сначала меня не узнал. Вошел и сел на стул напротив. Вид у него был больной, круги под глазами, физическое и моральное состояние — плачевное. Результат, по словам Хулиана, долгого заключения в апандо. «Добрый день», — сказал я. Он не ответил. Рассеянно разглядывал пространство. Стол, два стула, зеленые стены, бетонный пол, на полу окурки. «Как ты?» — спросил я. Он поднял глаза, удивленный моим задушевным тоном. «Это ты или просто похож?» — сказал он. «Сам скажи, я это или не я». Ему, видимо, не понравилось, что некий издатель Франсиско Рамирес оказался его братом Франсиско Куитлауаком. С моего последнего визита прошли годы. Я с тех пор поднабрал вес; волосы, благодаря индейским генам, оставались черными, и лысина мне не грозила. А в его белокурой отросшей шевелюре проглядывали первые седые волоски. «Как там мама и Ситлалли?» — спросил он. Я ответил лаконичным «хорошо». Не стал рассказывать, что мама уже одной ногой на том свете, а сестра проспиртована до предела. «Передавай привет», — бесцветно сказал он.