Спасти Отчизну! «Мировой пожар в крови»

Высохший, как египетская мумия, глава Польской советской республики производил страшное впечатление. Впавшие воспаленные глаза, красные, как у кролика, от вечного недосыпа, дрожащие пальцы, расширенные зрачки и нервно дергающиеся крылья ноздрей — видно, что Дзержинский был на пределе физических и духовных возможностей.

«Никак снова на кокаин подсел наш Торквемада? Или „балтийский коктейль“ глушит?»

Сам Троцкий наркотиков избегал, да и не нужны они ему были. Нарком по военным делам не изводил себя на работе, предпочитая размеренный ритм и отводя значительное место отдыху.

Кокаин не нужен, если имеется прекрасное вино и коньяк, а в соседнем вагоне его легендарного штабного поезда есть всегда готовые к «товарищеской услуге» красивые секретарши из машинописного бюро. Однако, глядя сейчас на измученного Дзержинского, Лев Давыдович не злорадствовал, хотя повод был — «любимец партии», ее «карающий меч» не может навести в Польше самого элементарного порядка.

Такая покладистость объяснялась просто — ведь без помощи «железного» Феликса «паровой каток» Красной армии остановится через несколько дней, испуская последние черные клубы безвозвратно потраченных усилий и рухнувших надежд, а этого «лев революции» уже сам не мог перенести…

— Мне нужна немедленная помощь в очищении территории от буржуазных банд и остатков польской армии, Лев Давыдович, — со сдержанной неприязнью к собеседнику глухо произнес Дзержинский. — На созданные части Польской красной армии надежды мало — они очень немногочисленны и плохо вооружены…

«И абсолютно ненадежны», — мысленно закончил за своего «заклятого друга» Троцкий.

Две спешно сформированные из поляков стрелковые дивизии реальной силы не представляли, а дезертирство из них стало массовым. Никакой пролетарской и классовой сознательности, даже рабочие Лодзи заявили, что им нужна независимая Польша, а уж потом они сами будут выяснять, какая — красная или панская.

И как с таким националистически упертым пролетариатом мировую революцию совершать прикажете?!

— Принимается, Феликс Эдмундович!

Хорошо подумав над возникшей проблемой, Троцкий пришел к выводу, что решить ее можно только сообща, тем более что лавры победителя в конце концов останутся за ним.

— Я отдам приказ всем тыловым частям оказывать органам Советской власти и польской ЧК всю необходимую помощь. Кроме того, все батальоны и роты ВОХР, что задействованы в боях, будут немедленно отведены в ваше распоряжение. Окажем помощь оружием и снаряжением, вот только патронов у меня нет, у нас самих на них царит жуткий голод. Здесь вся надежда только на вас, товарищ Дзержинский, — нужно немедленно протолкнуть на запад эшелоны.

— Я сделаю все возможное, — глухо произнес поляк и еще тише добавил: — Приняты меры, и с саботажем будет покончено. Несколько депо уже заработало, воинские эшелоны вчера пошли от Бреста на Люблин.

— Благодарю вас, Феликс Эдмундович!

Слова Троцкого были совершенно искренними, и он нервно потер руки, почувствовав немалое облегчение.

— А что происходит на фронте? — поинтересовался Дзержинский. — Как встречают наших красноармейцев немцы?

— Лучшего не надо желать, — с дробным смешком ответил нарком по военным делам. — Сотни спартакидов вливаются добровольцами, формируются сразу десять батальонов Германской красной армии. Отношение населения в отданных Польше землях самое благожелательное.

— Этого следовало ожидать после оглашения в Варшаве декларации СНК от первого сентября, — задумчиво произнес глава ПССР и советской ВЧК (от этой главной должности Дзержинского в Москве пока никто не освобождал).

Троцкий моментально ощерился, почувствовав в этих словах притязания на его заслуги. Именно он потребовал обращения к германскому народу, в котором объявил, что большевики не признают навязанного немцам грабительского Версальского мира и его границ, обкорнавших поверженный Антантой рейх.

Разделяй и властвуй — эта аксиома известна еще с времен Древнего Рима, и ею было не грех воспользоваться для раздувания гражданской войны. То, что пролетарская революция сметет все границы в мире, так это дело будущих дней, а пока нужно всячески пробуждать ущемленную немецкую гордыню. А уж там можно будет и большевизировать Германию.

Троцкий зловеще усмехнулся — два с половиной года тому назад он обещал чванливым генералам кайзера, что революция придет в их Германию. Они ему не поверили, но через десять месяцев получили всеобщее восстание. Правда, немецкие товарищи слишком культурны, оттого затея провалилась — нужно было уничтожать правящий класс поголовно, а с буржуями переговоры затеяли, в демократию играть задумали.

Даже восставшие в Киле и Вильгельмсхафене матросы не последовали примеру своих кронштадтских «братишек», что истребляли золотопогонное офицерье как бешеных собак — напротив, немцы действовали чинно и благородно, почти без крови, больше уговорами.

И что потом получили в ответ от недобитой контры?!