До той минуты, пока под окнами не бибикнула подъехавшая «девятка», я предавался у зеркала горьким раздумьям. Сперва я думал о шотландской скаредности, потом о черной сашкиной неблагодарности. Уж сколько я стараний вложил в эту дрянь — и сосчитать нельзя. Ни престарелая шлюха мамочка, ни ее папаня непросыхающий, ни головожопые школьные педели, ни менты поганые не смогли цивилизовать дуру Сашку — только ногти об нее затупили. Один я почти сумел. Я действовал строго по Дарвину. Я обтесал дикую шимпанзе до состояния неандерталки. Научил ее мыть уши, стричь ногти, пить из хрустальных рюмок и красиво трахаться со знаменитым писателем... И что взамен? Во-первых, скотина сбежала. Во-вторых, замахнулась на самое сокровенное. На мой личный гардероб.
Я погрозил кулаком зеркалу и спустился к машине, где за рулем ожидал Дуся Кораблев — шофер и он же единственная охрана. Всем прочим стражникам, помимо Кораблева, я выдал до завтра увольнительные. Пускай отсидятся в пивбаре: при ловле Сашки чем меньше свидетелей, тем спокойнее. Мало ли что выкинет на людях истеричная дрянь? Дуся хоть понадежнее других педерастов, он по крайней мере болтать не станет. Кретина еще греет мысль сделаться пресс-секретарем у президента Изюмова.
После вчерашнего салон «девятки» припахивал щами. Но уже не свежими, а суточными. Знакомый аромат детства.
— Едем в «Националь», — скомандовал я Дусе.
Во всем городе была всего пара-тройка адресов, где мою сучку могли приютить на короткий срок. В гостинице «Националь» служил швейцаром ее двоюродный дядька по отцовской линии — жмот, прохвост и, судя по роже, отставной стукач. Родственные чувства в нем обычно дремали, просыпаясь только при запахе баксов. Зелени сейчас у Сашки не было, определенно. Но вдруг сучка смогла его разжалобить и он приютил ее в долг? Даже на дядей порой нападают приступы альтруизма. Родной братик моей маман, бывший парторг трамвайного депо, когда-то завещал племяннику Фердику свои книжки — целый сундук всякого старья. Расщедрился.
Правда, с дядиным наследством все равно вышел облом. Когда я, корячась, допер эту рухлядь до ближайшего «Букиниста», ее навовсе отказались принимать: нашли на каждом томе лиловые штампы детской библиотеки. Самое смешное, что этот мамин братик тырил полное говно. Нормальные клептоманы воровали Майн Рида и Жюль Верна, а наш-то идейный упрямо тащил «Молодую гвардию», «Поднятую целину» и «Как закалялась сталь»...
Минут через двадцать быстрой езды мы очутились возле гостиницы. С паркингом у входа вышла напряженка, но Дуся справился. Он лихо подрулил к самым дверям «Националя» и успешно воткнул тачку в узкий просвет между «рафиком» и «тойотой». Ближе не бывает. Если дрянь сидит у дядьки и станет артачиться, придется тянуть ее к машине волоком. Тогда каждый сантиметр будет на счету.
— Внутрь не суйся, — велел я охраннику. — Гуляй у входа и жди меня. Понадобишься — кликну.
О цели экспедиции Дуся знал в самых общих чертах. Детали я из скромности опустил. Просто дал ему понять, что возникли мелкие проблемы с бой-френдом Александром. У мальчика переломный возраст. У мальчика нервы. Мальчик слегка закапризничал. Свежий воздух, витамины, хорошее питание и несколько зуботычин образумят юного паскудника.
Дядьку-швейцара я увидел, едва ступил за порог.
Позолоченный хрен моржовый ошивался по ту сторону дверей гостиницы и опытным глазом перебирал входящих: кого гнать в три шеи, с кого слупить капустный листик, кому взять под козырек, а от кого и самому забиться в щель, спасая задницу. Впрочем, его глаз-алмаз уже изрядно притупился от долгих бдений на посту. Меня этот старый грызун никогда не узнавал с первого раза. Мой панковский кепарик вечно сбивал его с толку.
— Куда? К кому?! — рванулся он мне навстречу, тряся аксельбантами и позументами.
— Сюда! К вам! — воодушевил я Хрена Моржовича. — Дай, думаю, зайду наведать старую швейцарскую гвардию... Сашка туг случайно не пробегала?
Сучкин дядя, узнав меня, не выказал особого восторга. Как будто и не рад был тому, что удостоился визита грядущего президента России, притом накануне выборов. Гостиничные швейцары — наиболее безмозглая часть электората. Тупее них лишь отдельные бедняги с синдромом Дауна и все, без исключения, литературные критики. Но то уж вообще запредел.
— Сашка? — Хрен Моржович пристально уперся в пол глазками-алмазками, словно рассыпал чаевые, заработанные за целую жизнь. — А чего Сашка? Разве я сторож курве твоей?
Швейцар не ответил на прямой вопрос: это явно неспроста. Еще разик попробуем с ним по-доброму. Я присел на корточки и снизу поймал угрюмый взор Моржовича.
— Не злите меня, дяденька Каин, — вежливо сказал я. — Я родился недоношенным, а потому очень-очень нервным. Могут быть эксцессы. Нарочно сходите к ресторану «Три поросенка» и полюбуйтесь на их входную дверь. После меня ее, наверное, еще не застеклили... — Чтобы не уронить харизму, я умолчал,