Спасти президента

Когда я отскакивал, чтобы прыгнуть, паскудница втихую убрала стул. Не встречая препятствий, я вломился в открытую дверь, ласточкой пролетел по всей комнате и шлепнулся на койку у противоположной стены, на лету раскидав шеренгу пустых кроватей. Взметнулась ржавая пыль, панцирная сетка противно залязгала. Перед моими глазами мелькнуло убегающее красное пятно в дверном проеме.

— Догоню — убью! — Я вскочил, бешено рванулся следом и несколько шагов проволок за собой железную кровать, которая вцепилась сеткою мне в левую брючину.

Пока я освобождал ногу, дрянь успела выскочить из коридора и с громким визгом ссыпалась вниз по лестнице.

— Стой по-хорошему! — проорал я в гулкий пролет, перепрыгивая сразу через три ступени.

Тяга к ярким цветам подкузьмила сучку. Упустить из виду огненно красный сарафан не смог бы даже дальтоник. Выбежав из подъезда, я заприметил вдали красный лоскут и бросился за ним. Коррида, свирепо подумал я на ходу. Час быка. Забодаю паршивку голыми руками.

Как назло, подворотня вместе с машиной и Дусей остались в другой стороне. Но и без машины я сумел развить очень неплохую скорость. Злость покинутого мужчины несла меня вперед, как на крыльях. Гордость обманутого кандидата в президенты придавала мне свежих сил. Новенькие брюки, подло израненные железом сетки, стучали в мое сердце.

Примерно через квартал яркое пятно сарафана исчезло за углом. Минуту спустя я резко свернул в том же направлении...

Ох и ни хрена себе пейзажик!

Я невольно сбавил скорость, на миг забыв про корриду и про погоню. Обычная московская толпишка меня вряд ли бы остановила: я умею ходить по головам, отдавливая носы и уши. Но эта толпа была сюром чистейшей воды, бредом пожирателя мухоморов, картинкой полоумного Дали.

Штук сто празднично прикинутых хохлов — усы, чубы, шаровары — торжественно открывали мемориальную доску Джона Леннона!

Дрогнув, я попятился от бреда. Хохлы и битлы, екнуло в мозгах. Бузина и дядька. Кобзарь forever.

Атас, испуганно сказал себе я, это уже не прикол. Это уже полная пурга! Такие штучки бывают от ЛСД, но я-то с кислотою давно завязал, клянусь мамой! Неужто спонтанный рецидив? Чтобы победить глюк, я больно ущипнул себя за задницу.

Чубы, доска и кобзарь Джонни не растаяли в воздухе. Я ущипнул себя вторично. Глюк снова не пропал.

Только когда в устье толпы мигнуло, удаляясь, знакомое красное пятно, я опомнился и с криком: «Сашка! Сашка! Стой, паскуда!» — начал локтями продираться сквозь заросли чокнутых тарасов бульб на ясный огонь сучкиного сарафана.

Но темп уже был потерян. Переулок, куда скрылась дрянь, впадал в другой переулок, а тот раздваивался на хилые рукава — правый и левый. Я прыгнул влево, проскакал вдоль исписанного забора и уткнулся в глухую кирпичную стену. Тупик! У самой стены на узком ящике скрючилась старуха, карауля газетку с расставленными на ней банками.

— Тварь лысую... — выдохнул я, — не видели?..

— Творожку? — шамкнула в ответ абсолютно глухая ведьма. — Бери, внучек, все свеженькое, от своей коровки...

Покрыв старуху бесполезным матом, я развернулся на сто восемьдесят и помчался вон из кирпичного аппендикса, прямо ко второму из рукавов. Сучки, естественно, уже след простыл. С упрямством ишака я обежал все окрестные дворы, нарвался еще на нескольких ведьм-спекулянток и даже сгоряча купил у одной мятый соленый помидор, в надежде раскрутить ее на информацию. Однако промазал: старая до того была рада первому покупателю, что теперь умильно соглашалась с каждым моим словом. Лысую девку? Видела, как не видеть? И лысую, и волосатую, и в сарафане, и в портках. Всяких она видела, за восемьдесят-то лет!.. Если бы я пожелал узнать, не пробегало ли мимо стадо мамонтов, бабка с радостью подтвердила бы и мамонтов.

Это был классический облом, фиаско из фиасок. Пуганую дрянь до вечера искать бесполезно, все подъезды в Москве не обойдешь. Гениальная операция «Захват Сашки», забойно начатая, в финале накрылась медным тазом. После такой неудачной облавы мне смело можно поступать в ментуру — там за глупость сразу дают не меньше майора плюс денежную надбавку за идиотизм.

По правде говоря, скорбно признал я, вся моя затея попахивала ментовской дурью от начала до конца. Не стоило видному политику и кандидату в президенты носиться за упрямой тварью. Тоже мне занятие накануне выборов! Только харизму себе уронишь. Фердинанд Изюмов горд, велик и неприступен, словно гора Юнгфрау. Загонять обезьян должен тот, кто масштабом помельче и извилиной попрямее.

Ничего-ничего, утешил себя я, жуя прохладный помидор. Гостиницу «Националь» обороняет от дряни купленый дядька, апаринскую хату сторожит ревнивая Антонина. Тварь побегает-покрутится — да и опять придет в общагу, к дырявой железной сетке. Надолго гонору у нее не хватит. На продавленной койке в сырой конуре любые капризы проходят быстро. Каждая ночь в этом клоповнике хуже десятка не полученных от меня оплеух. Через сутки-другие поглядим, кто кого разлюбил и кому куда дрочить. Она еще в ногах будет валяться, шнурки зубами развязывать.