Спасти президента

— Президент хорош, — промычал он, не отрываясь от камеры. — А украинский премьер — в тени. Картинку не вытянем, будет одна радуга вместо лица.

— Катенька, свет на две единицы вправо! Я же просил! — сердито крикнул главный распорядитель съемок. — Премьер тёмный!

Тут же прямо в лицо мне ударил свет софита, едва не ослепив. Невидимая Катенька постаралась.

— В норме оба, — провозгласил из-за камеры кожаный Мокеич. — Я готов, Сергей, работаем обоих.

Вся мучительная процедура называлась протокольной съемкой. Ни в одной из стран мира, где я побывал, телевизионщики не отличались особым тактом. В Дании, например, во время официальной аудиенции у королевы тамошний оператор наступил мне на ногу и не извинился. А в Литве я чуть не получил направленным микрофоном по уху. Говорят, лишь в Ватикане тележурналисты-католики ведут себя более-менее прилично: дерзость в присутствии Папы Римского чревата неприятностями не только на этом свете, но и на том. У Святого престола, как известно, обширные связи наверху.

— Разговаривайте, разговаривайте, пожалуйста, — сказал нам джинсовый Сергей, складывая из двух пальцев нолик. — Делайте вид, как будто нас нет... Как будто вы вдвоем обсуждаете проблемы... Мокеич, пошел!

Тихо зажужжала камера.

— Я думаю, что... э-э... — начал Президент России.

Обсуждение проблем было внезапно прервано в самом начале.

Где-то вверху раздался приглушенный взрыв. Свет померк. Над моей головой со свистом пронеслась туча осколков. Я увидел, как Сердюк делает гигантский прыжок, надеясь закрыть премьера Козицкого своим телом. С другой стороны такой же прыжок совершил и переводчик российского Президента — человек-танк под стать Сердюку. Оба летающих переводчика, не рассчитав, столкнулись друг с другом еще в воздухе. Надеюсь, у моего Сердюка лоб будет покрепче. Другого такого помощника мне уже не найти.

— Катька! — сердито завопил джинсовый Сергей. — Ты почему не ввернула новую лампу?! Я же тебя просил, диверсантка!

Теперь-то я увидел возле софитов диверсантку — маленькую, щуплую и, по-моему, беременную.

— Это и была новая, — уныло отозвалась осветительница. — Не кричите так, мне волноваться вредно. С понедельника я вообще в декрете, и катитесь вы со своими лампами...

Оба переводчика тем временем осознали, что тревога была учебной. Встав с полу, они отряхнулись, оценили габариты друг друга и возвратились на исходные позиции. Несмотря на сильное столкновение в воздухе, выглядели оба целыми и невредимыми. Профессионалы, ничего не скажешь.

— Я думаю, что-о... э-э... вам пора закругляться, господин... э-э... Журавлев, — укоризненно сдвинув седые брови, прогудел Президент России телевизионщику Сергею. За долгие годы в политике российский лидер, по-видимому, привык относиться к ТВ как к неизбежному стихийному бедствию. Как опытный японец — к цунами: нравится или не нравится, но надо терпеть.

— Угу, мы закругляемся, — пообещал джинсовый Журавлев. — Сейчас ввернем запасную лампочку, и порядок... Катерина, тебя одну ждем! Вворачивай!

— А я что, по-вашему, делаю? — отозвался Катеринин голос уже откуда-то сверху, и в следующую секунду яркий свет снова опалил мне лицо.

— Мокеич, пошел! — выкрикнул Сергей Журавлев. — Говорите чего-нибудь, говорите, — поспешно обратился он уже к нам. — Как бы обсуждайте как бы проблемы... Не должно быть статики, должно быть некоторое движение в кадре...

Опять зажужжала телекамера.

— Я думаю, что-о-о средства массовой, понимаешь, информации... совсем от рук отбились, — доверительно сообщил Президент, хлопая меня по плечу. — А как у вас это... в Киеве?

— Як у вас, у Москви, — ответил я, сладко улыбаясь в объектив телекамеры. — Немае на них цензуры.

— Настоящие, понимаешь, разбойники, — сказал Президент и протянул мне ладонь.

— Уси дийсни розбышакы, — согласился я, пожимая Президенту руку. — Бисови диты.

Жужжанье камеры смолкло. Жаркий свет погас.

— Большое спасибо, снято, — довольно произнес Журавлев. — Извините за беспокойство, мы уже сворачиваемся. Было приятно с вами поработать... Как там погодка в Киеве, пан премьер?

— Хмарно, дощ, витер, — с серьезным видом перечислил я.

Я хотел включить в список еще вьюгу и ураган, но позабыл, как они звучат на ридной мове. В действительности у нас с утра было сухо и солнечно. Но телевизионщику ведь глубоко начхать на нашу погоду и на нашу страну. Это он так, разговор поддерживает, пока его команда сматывает удочки. Не о курсе же гривны ему меня спрашивать?

— Очень хорошо, — не слушая, поддакнул джинсовый Журавлев. — И у нас сегодня денек ничего... Сейчас бы на пляж, в Серебряный Бор, верно? — Разговаривая со мной, он одновременно руководил Катей и Мокеичем, которые в темпе сворачивали свою телетехнику.

— Як умру, то поховаты мэне на могыле, — ответил я ему школьной строчкой из Тараса Шевченко.