Спасти Рюрика

– Только когда этот транспорт придет? Не поздно ли будет? Хорошо, я сегодня же переговорю с верховным комиссаром графом Мартелем. Броненосец «Provence» еще на рейде?

– Ушел в Керчь, Ваше превосходительство.

– Не вовремя. Подготовьте телеграф. И еще. Извольте задокументировать мой приказ. Пока враг у ворот, я не допущу политической борьбы. Итак. Запрещаю всякие публичные выступления. Проповеди, лекции и диспуты, сеющие политическую и национальную рознь. Вменяю в обязанности начальникам гарнизонов, комендантам и гражданским властям следить за выполнением моего приказа. Нарушивших его, невзирая на сан, чин и звание, буду высылать из наших пределов. Мера вынужденная. Паника на полуострове нам не нужна. Донесите это до министра печати лично.

В это время в сизом дыму штаба появился личный ординарец Врангеля. Грановский никак не мог запомнить фамилию этого юного поручика, который во многих отношениях походил на барышню. Разве что носил военную форму. Кажется, Протасов. Или Курасов.

– Две телеграммы, господин генерал, – протянул он Главнокомандующему листы бумаги с наклеенными на них лентами. – От атамана Семенова из Сибири и от генерала Кутепова с Перекопа.

Один лист Врангель машинально протянул стоявшему рядом с ним штабс-ротмистру Грановскому. Александр Данилович опустил взгляд, но читать не решился, не положено.

А барон вытянулся во весь рост. На его лице появился сарказм.

– Вот послушайте господа, что доносит Григорий Михайлович Семенов: «Отрезвление сельского населения, вкусившего прелести большевизма, ужу началось: прибывают добровольцы, казаки, инородцы, крестьяне. Части моей армии находятся в Забайкалье, Уссурийском крае и Северной Монголии. От имени своего и подчиненных мне войск и населения – приветствую Вас в великом подвиге служения народу». Все. Спасибо, Григорий Михайлович, на добром слове. Дай Бог и вам крепкой руки и не остывающего сердца. Ну, что там в другой депеше? Читайте, штабс-ротмистр.

Грановский тут же поднес листок к глазам, и они начали затягиваться туманом.

– «Противник прорвал позиции на Перекопе. В виду угрозы обхода я отдал приказ в ночь на 27-е войскам отходить на укрепленную позицию к озерам Киянское-Красное-Старое-карт-казак».

Барон с нетерпением выхватил телеграмму из рук Грановского, молча шевеля губами, прочел сам.

– Тон донесения, – после некоторой паузы сказал он, – не вызывает сомнения. Мы накануне несчастья.

Как ни странно, но и офицеры, и представители правительства, принимавшие участие в совещании отнеслись к сообщению Кутепова спокойно. Вероятно, многие пришли к выводу, высказанному теперь Главкомом, уже давно. Ничто не дернулось и в груди штабс-ротмистра Грановского.

Барон ледоколом пронесся по комнате, за ним устремились помощник Кривошеин, полковники Щетинин и Грабов, телеграфист, ординарец. Вышел из совещательной комнаты и штаб-ротмистр Грановский. В коридоре он услышал слова Главнокомандующего:

– Рассчитывать на дальнейшее сопротивление войск ужу нельзя. Предел сопротивления армии превзойден. Никакие укрепления врага уже не остановят. Необходимо принять срочные меры к спасению армии и населения. Бронепоезд мне теперь не нужен. Ехать в Симферополь бессмысленно. Подготовьте катер. Вместе с адмиралом Кедровым осмотрю суда, стоящие под погрузку.

Через десять минут доложили, что в бухту Севастополя заходит французский крейсер «Waldeck Rousseau» в сопровождении миноносца. На его борту – временно командующий французской средиземноморской эскадрой адмирал Дюмениль.

– Союзнички, – нервно встряхнул головой барон, – Если бы они вовремя оказали требуемую от них помощь, мы уже освободили бы русскую землю от красной нечисти.

В полдень Верховный Главнокомандующий вместе с адмиралом Кедровым объехал на катере суда, на которые грузилось военные и гражданское население. Было много раненных. На корабли переносилась также документация штабов, какая-то мебель. Все проходило спокойно, без паники. Генерал остался доволен. Спросил адмирала, сколько всего судов смогут принять, в случае самого худшего исхода, отступающую армию.

Адмирал покрутил усы, наверняка подумал: какое же положение может быть хуже, чем теперь? Но генерал услышал в ответ: 146, плюс баржи, которые возьмут на буксир французские корабли. Примем на борт всех, кто не желает встречи с большевиками. В Севастополе, Ялте, Феодосии, Керчи, Сочи.

На пристани выстроились юнкера. Их было много и все они улыбались. На их лицах не было отчаяния, словно они искренне верили, что скоро обязательно вернуться в Севастополь.

Грановский, сопровождавший барона в качестве негласного адъютанта (все в последнее время перепуталось, встало с ног на голову), заметил, как Петр Николаевич тайком смахнул слезу. Подошел, к юнкерам, которые вытянулись во фрунт. Крепко взялся за черную рукоять кинжала, поправил папаху. Тихо поздоровался, потом поблагодарил за службу, поклонился. Заговорил проникновенно, как в церкви: