Спасти Спасителя

Старые связи Валютчика оборвал, нашли только тех, кто последний раз «сотрудничал» с ним лет десять назад. И все говорили одно и то же – от криминала покойник отошел давно. Нилов сам посетил одного его подельника, который подтвердил информацию.

-На что же он жил? – спросил Нилов. – Не работал же.

–Вы у него дома были? – уточнил подельник, крошечный седенький старичок, одиноко живущий в неухоженной квартирке.

Он был рад любому собеседнику, даже следователю. Нилова он встретил, сидя в креслице. Ноги его были прикрыты ватным, из ярко-красного атласа одеяльцем. В таких обычно забирают младенцев из роддома.

–Ну, были, не сомневаюсь, – старичок понимающе кивнул головой.– Добро же видели. Оно ж не портиться – не консервы. Загонял помаленьку технику. Она морально устаревшая, конечно, но на не б/у покупатель найдется. Да и что ему одному надо??

– К нему женщины приходили, – сказал Нилов. – Это мы выяснили точно.

– Ну, так женщины его и кормили. Он ведь был обходителен, великодушен, без пакостей. Бабы к нему ластились как кошки.

– Ну, вот вы как думаете, за что его убили?

– Не знаю, не понимаю, – старичок вздохнул.– Жалко Фросика. У меня есть только одно объяснения – это какая-то нелепая случайность. Мы же в кровавые игры не играли. Мы ведь как Санта Клаусы помогали людям. Может быть, просто отомстили ему. Или должок кому-то не вернул …. Хотя Фросик был человек разумный, в опасные для жизни дела не вмешивался, но бывал иногда, я бы сказал, фанаберист, заносчив. Сам себе цену назначал.

Нилов поблагодарил старичка, поднялся. Направился к двери, которую была открыта, когда пришел в дом.

–Вы бы все-таки запирались, – сказал он по профессиональной привычке. – Идемте, я выйду, а вы за мной закроете.

–Не получится «идемте», – сказал старичок, и голос его задрожал. – Не мои уже эти ноги. Подлечили меня в местах не столь отдаленных.

Помолчал и добавил.

– И вы знаете, что особенно обидно, гражданин начальник?

Нилов с сочувствием посмотрел на него.

–А то, что нас сажали и даже, как вы знаете, расстреливали, за то, что теперь можно совершенно безнаказанно делать на каждом углу.

И он указал на вывеску «Обмен валюты» напротив его окна. И словно еще уменьшился.

– За что же нас мучили, калечили?

Нилов почувствовал себя виноватым.

Слова старичка подтвердились, Фраерман действительно последние годы лишь приторговывал бытовой техникой, много и часто болел. Нашлись и его подруги. Обе оказались одинокие, интеллигентные – учительница и библиотекарь. И так они искренне оплакивали своего Фросика, что Нилов специально проследил, чтобы они не узнали о существовании друг друга. Он понимал, что подобное открытие нанесло бы бедным женщинам тяжелую душевную травму.

Но версия с обманутым мужем отпала.

Судьбы картины оставалась неизвестной.

Мухоморов вызвал Нилова, раскричался: требовал результаты.

Следующим утром Нилов собрал ребят из отдела.

– Принимаем за аксиому, что картины у Фраермана не было. И работаем дальше. У нас остался последний подозреваемый, которого мы не отработали. Продолжаем операцию «Покупка» и берем в разработку этого, как его, Нарышкина, кажется. Надо продумать сценарий знакомства с ним.

– Через два дня, в субботу в музее открывают новую выставку, – сказал Волков. – Там теперь часто меняют экспозицию, чтобы заработать деньги на выплату компенсации. Парень туда должен прийти: мы на его институт выслали пригласительные, якобы от музея. Вот там можно и познакомиться.

Нилову откладывать операцию на два дня не хотелось, но ребята были правы. Знакомство на выставке – удобный предлог для нужного разговора.

Часть 17

Андрей Нарышкин

Нет ничего тягостней,

чем хранить про себя какую-либо тайну.

Лафонтен.

Андрей вздрагивал от каждого шороха за дверью. Страх измучил его. Ему надо пойти в такое место, куда не ходят ни бандиты, ни менты. И хотя бы пару часов провести, не оглядываясь и не вздрагивая.

В музее открылась новая выставка. Он решил, что пойдет на нее, и это отведет от него подозрения.

Выставлены были иконы из провинциальных музеев.

С потемневших от времени досок на него смотрели самые разнообразные святые: грозные, благонравные, величественные, а иногда – смешные: круглолицые, бородатые и лупоглазые.

Андрей долго стоял перед одной из икон. На ней было изображено святое семейство. Младенец Иисус тянул свои непропорционально длинные ручки к полевому колокольчику, трогательному примитивностью рисунка. По-крестьянски загорелая богоматерь прижимала малыша к себе, с тревогой глядя на посетителей музея.

На соседней иконе Бог-Отец, старик с лохматой, нечесаной бородой, строго насупил брови под духом божьим, изображенным в виде голубя, больше похожего на упитанного курчонка. Он не был похож на грозного судию, а скорее на дедушку, старающегося выглядеть строгим.

Андрей позавидовали их создателям, творившим эти шедевры в полном согласии с самим с собой для тех, кто, как и они, верили в изображенное искренне и простодушно.