Спасти СССР. Манифестация II (СИ)

- Разумная... - задумчиво согласился Хантингтон, и тут же предупредил: - но многого от меня не жди.

- Всё же я буду надеяться на тебя, - многозначительно заключил Бжезинский.

На самом деле, он был доволен этой частью беседы. Даже нейтральность Хантингтона в этом вопросе стоила многого. Сэмюэль не был его человеком. Состоявшийся корифей политологии вообще был той «кошкой, что гуляет сама по себе», сохраняя свою автономность и достаточное влияние независимо от конъюнктурных покровителей и номинального положения в государственной системе.

У него, как и Джозефа Ная,[21] был свой «конёк», свой взгляд, в рамках которого находились вполне убедительные решения для большинства профессиональных вопросов: «цивилизационный подход» у одного и «мягкая сила» у второго. Это были умные люди, смотревшие на вещи под своеобразным углом, а потому способные увидеть важные моменты, незаметные иным советникам и экспертам. Идеи Джозефа уже дали немало в копилку «Полонии». Да и для работы с советскими «друзьями» они подходили прекрасно - «размягчать» Советы придётся долго, но начинать это делать надо уже сейчас.

Однако это были пусть и необходимые, но дальние перспективы. А вот давно задуманный и набравший ход польский проект нуждался в прикрытии уже сегодня. Отказываться от него было уже поздно, а провал его означал немалые, возможно, и не компенсируемые потери статуса, а, значит, и влияния.

Отложить «Полонию» на время тоже было никак не возможно. Многое упиралось именно в темп, основывалось на непрерывной динамике вполне революционного образца - надо будет постоянно опережать неразворотливую и тугодумную советскую систему принятия решений. Кроме того, отзывать ставки, сделанные в самой Польше, тоже было уже поздно. Нельзя было упускать волну революционного вдохновения, отставать от неё. Збигнев не был любителем сёрфинга, популярного на обоих побережьях, но кое-какие правила себе представлял. В общем, пришлось бы не просто навёрстывать потерянный темп, а фактически строить проект заново. В этой ситуации никакой, даже самой искренней помощи «друзей» из СССР не хватило бы...

- Збиг? - Хантингтон позвал глубоко задумавшегося Бжезинского, - это всё?

- Нет, - выдохнул Бжезинский, - нет. Мне нужна твоя поддержка ещё по одному вопросу.

Он откинулся на спинку дивана, закинул на неё руку и рассеяно посмотрел в окно, обдумывая, с чего бы начать.

- Понимаешь, Сэм, - начал он доверительным тоном, - меня смущает этот новый русский источник. Информация от него идёт, конечно, весьма ценная, но в стратегическом смысле обрывочная. Целеполагание его, мотивация - непонятны, перспективы взаимодействия - неизвестны, - Збигнев замолчал, приложив согнутый палец к губам. Он почувствовал, что вступление не задалось.

- Бывает, - Хантингтон посмотрел на него с некоторым недоумением, - обычная ситуация на начальной стадии контактов с высокопоставленным инициативником.

- Да тут другое, - поморщился недовольный собою Бжезинский, - ты обрати внимание на то, что последние три досье от него пошли нам в плюс лишь формально. Про халькистов я уже говорил... С Альдо Моро тоже понятно - мы бы по нему не рыдали. А вот сейчас, ты сам слышал разговор, надо ещё как-то гасить возгоревшееся желание нашего израильского лобби расширить контакты с Советами. Я задумался: а что, если этот новый источник - не союзник нам, а новый и умный противник? Уж больно поперёк горла становятся мне сейчас эти его утечки. Как будто Москва стала играть на опережение, да не в лоб, а непрямыми операциями.

- Хм... - в глазах у Хантингтона мелькнуло понимание, но тут же сменилось сомнением, - такие финты раньше не были свойственны Кремлю. Способен ли на это СССР - весьма неочевидно.

- Сталин умел сдавать «пешки за качество позиции», - напомнил Збигнев.

- Да, - легко согласился Хантингтон, - дядюшка Джо мог. Я, правда, так и не понял, по каким критериям он оценивал искомое качество. Но действующее руководство страны этого вообще не умеет: посмотри на их шаги в Африке или на Ближнем Востоке. Более того, они даже не понимают, где «качество позиции», а где - пешки.

- А вдруг там появился и вышел на действительно значимый уровень кто-то умеющий?

- Или в головах кремлёвских старцев произошло жестокое просветление? - ухмыльнулся Хантингтон.

Бжезинский даже задумался на несколько секунд.

- Да ну, нет, - отмахнулся потом, - это уже мистика и обскурантизм. Понимаешь, - он наклонился к Хантингтону и напористо продолжил: - У меня складывается ощущение, что этот источник связан с этим необычным поведением СССР в целом. Как будто этот «хрен его знает кто» набрал такой вес, что его информация, наконец, была представлена в Политбюро. И, судя по тому, в какой форме всё это протекало оттуда вниз, к нашим «друзьям», хоть его там, в Кремле и признали всерьёз, но не вполне ему пока доверяют.