Спасти СССР. Манифестация II

О, никогда ранее, ни на каких экзаменах или матолимпиадах, мои ответы не продумывались настолько тщательно!

Во втором часу наших посиделок, когда Андрей Николаевич затеял чайную церемонию, я прошмыгнул к удобствам – унять дрожь, смыть липкую испарину, выдохнуть.

Вероятно, Колмогоров даже не догадывался, что окошко на кухню пропускает не только свет, но и звуки…

«Не понимаю, как… – бормотал он, позванивая посудой. – Ладно, Галуа. В то время, чтобы знать всю математику, было достаточно понять тридцать книг. Через сто лет, когда мы с вами начинали, таких книг стало полторы сотни. Это еще подъемно. Вот, ты, Виталий, смог их освоить к восемнадцати, и уже студентом писал работы мирового уровня. Ты, Пес, то же самое в девятнадцать сделал. Я-то чуть позже на этот уровень вышел, сначала историей интересовался… Но сейчас-то! Сейчас, чтобы знать всю математику, надо понять не менее пятисот книг! Это, при таланте любой величины, невозможно сделать за год!»

Я замер, слыша, как попискивает участившийся пульс, и еле разобрал задумчивый, картавый голос Александрова:

«А он все и не знает… Мы ж поковыряли его. Очень фрагментарно. Где-то очень густо, где-то так себе».

«Ты не понял! – с чувством сказал Колмогоров. – Смотри, вот в чем странность: чтобы быть готовым штурмовать Ферма по его программе, надо отлично понимать несколько областей. Он их и понимает. Остальное – на уровне доцента института, что тоже в шестнадцать лет странно. Но! Откуда он заранее мог знать, где именно надо глубоко копать, а где – не надо?! Это выглядит нелепо, как шикарный, устремленный в небо дворец в окружении халуп!»

Я долго и очень тщательно вытирал руки. Вернулся на кухню, нацепив рассеянную улыбку.

Мы пили чай с конфетами «Мишка косолапый», и мило беседовали…

…Я разлепил глаза. Моргая, глянул на будильник. Шесть утра.

Дом еще цепенел, вылёживая последний сон, но маме скоро вставать. Зашипит, забрызжет душ, и тень махрового халата зареет за дверным стеклом, рифленым и узорчатым.

Сдержанно грюкнет сковородка, дверца холодильника отвесит смачный шлепок. Спросонья забормочет отец, шаркая шлепанцами.

Неведомо какими токами воздуха донесенный, завьется аромат маминого кофе. Заскворчит папина яичница…

А мне еще можно поваляться! С наслаждением кряхтя, я повернулся набок. Дремотно перебрал мысли, и фыркнул в подушку.

«Уж перед самим собой-то притворяться не стоило бы! – пригвоздил я натуру. – Да, та встреча в башне МГУ оч-чень памятна, как пейзанину – аудиенция у короля, но разве математические восторги переполняли тебя летом? Ты лучше не «кэпител оф зэ Грейт Бритн» вспомни, и не столицу нашей Родины, а Черноголовку! Личная жизнь затмила все твои планы и раздумья, науку и политику! Разве не так? А что происходило в Виннице? Давай, сформулируй для себя, четко и ясно!»

Я беспокойно заворочался.

«Что, потерял Олю – и вернулся на «запасной аэродром»? Или то альковное неистовство, что охватило тебя в Черноголовке, было всего лишь порывом – хотения тела пересилили веления души? Ведь в любви ты признавался Томе, и разве твое чувство к ней – ложь или притворство?»

О, нет, былые амурные видения меня не покидали, мы с Томиком по-прежнему комплементарны…

«Однако, – холодел голос совести, – если данное утверждение истинно, то что же с тобой произошло в сладостном и тревожном месяце июне, четырнадцатого числа? М-м?»

Пыхтя, я лег на спину, уставившись в потолок.

«Мальчик поддался искушению, зная девушку какой-то час? Увлекся соблазнительным силуэтом на пылком гормональном фоне?»

Я покачал головой, перекатывая ее по мятой подушке.

Всё так… и не так.

Тот танец, то нездешнее парение мне не забыть никогда. Мы с Олей кружились, словно одни в целом свете. Я видел только ее глаза – и каждую мою клеточку обжигала нечаянная близость! Тепло гибкого девичьего тела, касанья рук, касанья ног, бесстыдно зовущие взгляды, даже горячее дыхание, что срывалось с сухих губ – всё влекло меня, затягивая в «медовую ловушку», куда я и сам мечтал угодить…

Соблазн? Сеанс сексуальной магии? Да как угодно назови, только не увлечением! Тогда какую дефиницию подвести под то, что было между нами?

«А зачем тебе? – недобрая усмешка тронула мои губы. – Что было, то было. Прошло…»

Щелкнула, отворяясь, дверь, и я вздрогнул.

– Сынуля… Встава-ай… – ласковый мамин голос щекотно тронул слух.

– Встаю… – мне удалось изобразить горестный стон.

– С праздничком! – хихикнули за дверью.

Избив одеяло ногами, я сел – и мягко завалился на ковер, перекатываясь спиной. Растяжка… Связки… Колени, локти, позвоночник…

Отжался раз десять для разогреву, нанес тени травмы, несовместимые с жизнью – и добавил громкости радио.

– …Вычитать и умножать, малышей не обижать учат в школе, учат в школе, учат в школе! – выводил пионерский хор.

– Мы пошли! – громко сказала мама из прихожей, и смешливо присоветовала: – Дюш, чтоб малышей не обижал!

– Пошли, пошли… – заторопил ее папа. Просунувшись в дверь, он внушительно добавил: – И малышек – тоже!

– Ла-адно! – отозвался я.

Лязгнул замок, затопали шаги на ступенях – и тишина. Пришло мое время.