Когда они вернулись к месту гибели эльфа, Элдор печально пел песню, а Алисия тихо плакала. Лайгон никогда не был почитателем лирического творчества, и потому решил не слушать, о чём пел эльф. Стараясь мыслями уйти куда-то вдаль, маг потерпел неудачу, так как песня Элдора проникала в его сознание. Голос светлого эльфа разливался в вечерней тишине. Медленный, льющийся, неторопливый, скорбный мотив проникал в души всех присутствующих, заставляя разделить с поющим его боль. И хоть Элдор пел тихо, словно лишь самому себе и убитому сородичу, напевный голос его был слышен далеко вокруг, и откуда-то с северной стороны послышался ответно тоскливый волчий вой, будто зверь понял чувства эльфа и желал выразить соболезнования. Алдан взглядом указал Лайгону на Алисию, но тот сделал вид, что не заметил этого, и потому Тёмный сам подошёл к девушке, по щекам которой ручейками струились слёзы, опустился рядом с ней на колени и обнял, желая успокоить и поддержать. Лайгон косо посмотрел на них. Пронзительно печальный напев Элдора заставлял обостриться все светлые чувства, что ещё тлели в глубине его души. Валинкарцу был безразличен погибший эльф, но противиться охватившей его тоске, передавшейся от Элдора, он был не в силах. Это ужасно раздражало. Следовало взять себя в руки, вернуть разуму трезвость и холодность. Для этого он взглянул на Алисию, подумал, насколько Алдан хорошо понимает её и делает всё правильно, в отличие от него самого. Оглядев товарищей, которых он, по правде говоря, и товарищами-то считал раз через раз, под настроение, Лайгон ощутил себя лишним. Он не мог полностью разделить с ними горе, так же, как и они не могли разделить с ним его тревоги и мелкие радости. Он был один, как и десятилетия ранее. И цель у него была прежняя. Ничего не изменилось, нужно было просто не отвлекаться ни на что и не позволять никому прокрадываться в своё сердце. Такие выводы помогли ему отвлечься от всепоглощающей тоски. Лайгон умел врать себе, умел заставлять себя думать в нужном направлении. Расчётливость вернулась к нему, но всё же он учтиво подождал, пока песня закончится, после чего мужчина прямо спросил:
- Вы его знали? - он хотел получить информацию, и ему было не очень важно, подходящий ли для расспросов момент.
- Это Арвиль. Да, он тоже из Заречья, - ответил Элдор вполне спокойно, словно со звуками песни он отпустил и свою грусть.
Алисия тоже перестала плакать, Тёмный бережно поглаживал её по спине и что-то шептал на ухо, но слова были не слышны Лайгону, так как он стоял чуть поодаль, не желая приближаться к сидящим подле убитого. Он не чувствовал себя нужным рядом с ними, или же боялся почувствовать себя ненужным рядом с ними, если приблизится. Сейчас же он как бы сам не подходил, демонстрируя свою отстранённость от происходящего.
- Элдор, тебе известно, зачем он тут? - осведомился Лайгон, понимая, что кроме него никто не намеревается как можно быстрее расспросить и получить подробности.
Эльф покачал головой и ответил:
- Не известно, но никто не покидал Заречье самовольно с тех пор, как объявился Варт. Думаю, у Арвиля тоже было какое-то поручение.
Лайгон с некоторым удовольствием заметил, что Элдор не осуждает его за прямоту, и даже, наоборот, признаёт, что необходимо как можно быстрее закончить со всем этим и продолжать путь. Алдан отпустил Алисию, склонился над убитым и всмотрелся в его спокойное, но перепачканное землёй и кровью лицо. В который раз он мысленно выругался, хоть умом понимал, что его вины в том, что они не успели, нет. Тёмный аккуратно, словно боясь разбудить, обыскал мёртвого эльфа. Ничего примечательного не обнаружилось. Время терять не хотелось, но было принято коллективное решение, что Арвиля надо похоронить в земле, чтобы никакая лесная нечисть не польстилась на его плоть. Лайгон поддержал это решение не только потому, что хотел уже поскорее закопать этого эльфа и забыть о нём, но и потому, что понимал, что от его мнения тут уже ничего не зависит и было лучше для самого себя сделать вид, что он не против. Ему всегда было спокойней, когда казалось, что всё идёт так, как он хочет.