Спастись ещё возможно

— Не знаю, — тот смешно шмыгнул носом, — спрошу у мамы.

— А где твоя мама? Далеко живете?

— В соседнем подъезде, — охотно сообщил мальчишка, и добавил — Я вас знаю: у вас машина большая и денег много.

— Через час заходи вместе с мамой, знаток, — хмыкнул Сергей.

В заначке оказалось шестьсот долларов. При теперешних его запросах этого должно было хватить надолго. Сергей вышел на улицу, и отправился на Пушкинскую, к кафе “Бейрут”, где всесезонно работали валютчики. Его прежнего — небрежно подающего из окна “мерса” рубли или “грины” — здесь, конечно же, знали. Теперь, в стариковском пальто с облезшим каракулем и помятом кроличьем треухе, Сергей остался неузнанным. Паренек в кожаной куртке спокойно принял от него сто баксов, выдал эквивалент в рублях и пожелал удачи.

На обратном пути он купил батон, молоко и пакетик печенья для пацана. “Они живут в соседнем подъезде, — соображал он, — в коммуналке, естественно. Значит, не все еще квартиры в этом доме расселили и распродали нуворишам? Но каково же им среди чужого богатства?”

Они пришли точно в назначенное время. Мать чуть выше мальчика, худая, с изможденным лицом, неопределенная возрастом: одинаково легко можно дать и тридцать, и пятьдесят.

— Вы простите нас, — сказала она сиплым, похоже, напрочь прокуренным голосом, — совсем довела жизнь до ручки. Детишек пятеро, муж без работы, а пособия дают через раз, да и хватает их на неделю всего. Приходится посылать малых просить хлеба.

— Я понимаю, — кивнул Сергей и протянул приготовленные загодя пятьсот рублей, — возьмите, купите что-нибудь детям.

Женщина оторопела. Едва ли кто давал ей за просто так подобные суммы. С минуту она молча держала купюры в руке, а потом тихо, со слезой в голосе произнесла:

— Спасибо, спасибо вам. — и тут же заторопилась: — Может быть вам полы помыть? Постирать. Тут раньше ваш брат жил или племянник? Так он и не смотрел на нас, не замечал просто. Простите, конечно, но вы — другое дело, совсем другой человек.

Сергей не сразу понял, что это она о нем, прежнем. Это он прежний — племянник, а теперешний — брат или дядя.

— Валерик, поблагодари дедушку, поклонись, — ткнула она сына в спину. Тот молча кивнул.

Женщина все не уходила, переминалась с ноги на ногу, и Сергей, не зная что еще для них сделать, вдруг предложил:

— Вы попозже вечером придите, я кое-что из вещей вам дам.

— Придем, придем, — охотно согласилась гостья, — всей семьей придем.

— Да, чуть не забыл, — Сергей подхватил с полки пакет с печеньем и вручил малышу. — Не скучай!

После их ухода он, не сдерживая себя, рассмеялся: “Дядюшка Сережа, нет — дедушка. А мальчишка-то узнал… Ну, что? — оборвал он себя. — Самое время приступать к делу? Пора…” Телефон работал — видно, мать вовремя оплачивала счета. Это снимало проблемы. Он вооружился телефонным справочником и стал обзванивать агентства недвижимости, каждый раз начиная разговор одинаковой фразой:

— Хочу срочно продать квартиру…

Через час он определился, куда поедет и, скрепя сердце, переоделся в дорогой английский костюм. С помощью геля примазал отросшие космы, облил себя крепкого духа французским одеколоном, подошел к зеркалу и чуть было не поперхнулся: из зеркала на него смотрел эдакий гаденький плэйбой — поседевший в сердечных битвах покоритель дамских сердец.

Совесть жалила в самые больные места, обнажившиеся от шестимесячных духовных усилий, от молитвы и поста, но разум говорил, что иначе нельзя — по психологическим причинам. Какой, уважающий себя бизнесмен, заплатит бомжеватому мужику за его товар хотя бы половину цены? Нет, надо выглядеть на все сто, что бы получить свои семьдесят-восемьдесят процентов реальной стоимости квартиры. Эх, раньше, всего шесть-семь месяцев назад он выжал бы из них все сто двадцать процентов и еще огромное спасибо от всего коллектива. “Господи, помилуй, — успокаивал он себя, чувствуя, как пробуждается и ворочается в нем первобытная, звериная сила, — теперь никак нельзя. Никак! Спаси и сохрани”.

Он одел дубленку, нахлобучил норковую шапку, с сожалением взглянув на пальтишко с облезшим каракулем. “До встречи”, — кивнул ему, выходя, как своему настоящему и единственно верному среди здешних вещей, приятелю.

Канитель с квартирным вопросом продолжалась до вечера. Из агентства вернулись с оценщиками, которые тщательно осмотрели-обнюхали все, что можно и, похоже, остались довольны. Потом снова в агентстве беседовали с директором, который прощупывал так и эдак — квартира была все-таки высшего класса — юлил, пытаясь понять, кто перед ним, и совершить сделку с максимальной для себя пользой. Сергей не выдержал, старое закипело, поднялось, показалось наружу: на мгновение он стал прежним Прямым, жестким и беспощадным, умеющим отлично решать подобные вопросы. Директор прочувствовал ситуацию и пошел клиенту навстречу — он оказался тонким знатоком человеческих характеров. Остановились на четырнадцати тысячах и ударили по рукам: Сергей по глазам понял, что больше из этого полного молодого человека не выжать.

— За неделю оформим, и сразу расчет, — пообещал на прощанье директор…