Спастись от опасных мужчин

Газеты окрестили это преступление «Бойней в городке серфингистов». Защиту Джордана Стоуна бесплатно взял на себя один влиятельный адвокат из Сан-Франциско, рассудив, что бесплатное освещение его деятельности в СМИ принесет ему больше выгоды, чем любой гонорар. Чуть ли не за одну ночь он договорился с обвинением о признании его подзащитным вины в обмен на обещание мягкого наказания, а также о новой версии того, как все было. По ней выходило, что он всего лишь наивный, внушаемый подросток, подпавший под влияние своего старшего подельника, представляющего собой что-то вроде второго Чарльза Мэнсона. При этом на суде и Стоун, и Питерс выглядели в полном соответствии с этими ролями. Дешевые рубашка и галстук не могли скрыть покрывающих шею Карсона Питерса зловещих татуировок, его грозного взгляда и бритой головы. Он был приговорен к смерти, что в Калифорнии означает жизнь: в настоящее время он занимает комфортабельную одиночную камеру в тюрьме Сан-Квентин, и его содержание обходится налогоплательщикам в 155 000 долларов в год.

Джордан Стоун в суде выглядел испуганным подростком. Падающая на лоб белокурая челка, голубые глаза, полные слез. Ни одного предыдущего ареста, безоблачное будущее, одна-единственная ошибка. В старшей школе был звездой легкоатлетической команды. Во время суда очередь из свидетелей защиты, дающих показания о личности обвиняемого, была огромной. Кого в ней только не было: от его бывших подружек до учителя, преподававшего ему историю США по программе ее углубленного изучения. Его родители, брат и сестра – которые все до единого были живы – рассказали прочувствованные истории, повествующие о его великодушии и доброте.

Этот процесс научил меня тому, что людям нравятся четко очерченные роли. Нравится смотреть на тех, кто им не знаком, и думать при этом, что они все о них знают. После суда Питерс отправился в камеру смертников, после чего последовала нескончаемая череда апелляций. Джордан Стоун же признал себя виновным в непредумышленном убийстве, был отправлен в центр заключения для несовершеннолетних преступников, досидел там до восемнадцати лет, был переведен в тюрьму штата, где закончил старшую школу и получил аттестат о среднем образовании, регулярно ходил в церковь и обучал других заключенных.

Иными словами, делал все, чего ожидают от заключенного, стремящегося к исправлению.

Он был образцовым заключенным, как единогласно признала в конце концов комиссия по условно-досрочному освобождению.

* * *

После суда меня два года передавали то в приют, то приемным родителям, о которых я и сейчас изо всех сил старалась не вспоминать, прежде чем я оказалась в Дэвисе, в семье вторых приемных родителей. Их звали Элизабет и Джефф Хэммонд. Переехав к ним, я ожидала самого худшего, но Хэммонды оказались совсем не такими, как моя первая приемная семья. Элизабет была библиотекарем, и в то лето я каждый день ходила в ее библиотеку, чтобы читать. Эта библиотека, занимавшая скромное одноэтажное здание, вскоре начала вызывать у меня чувство, которого я не испытывала уже давно, став для меня почти тем же, чем некогда был родительский дом. Запахи сухой бумаги и переплетов книг, свежей типографской краски и кедра, которые исходили от стеллажа с газетами, лившийся из окон читального зала солнечный свет и медленно танцующие в нем пылинки. Я бродила в одиночестве между стеллажами с книгами, начисто позабыв про окружающий мир, склонив голову набок, чтобы лучше видеть названия книг, неясно выступающие на корешках их твердых обложек, с каждым шагом чувствуя удовольствие оторванности от мира, как у настоящей отшельницы, и восторг, который испытывает первопроходец от совершаемых им новых открытий.

То лето, последнее перед моим переходом в старшую школу, я почти все свое время проводила в библиотеке. Я перечитала почти все классические детские книги: серию «Маленький домик в прериях», «Таинственный сад», «Маленькие женщины». Читая роман «Швейцарская семья Робинзонов», я гадала, почему в этой семье не было ни одной дочери, и представляла себе свою собственную семью, которая оказалась где-то далеко-далеко, на таком же необитаемом острове, покинув меня навсегда. Затем я прочла «Остров синих дельфинов», представляя себя на таком же острове, где я снова жила одна. Потом я нашла книгу «Джеймс и чудо-персик» и раз за разом перечитывала ее начало, где говорилось о гибели родителей мальчика Джеймса, которых убил рассвирепевший носорог, – вот они живы и здоровы, а вот жестоко убиты, после чего этого маленького мальчика отослали к его ужасным теткам, бившим и унижавшим его, пока он не освободился и не отправился в путешествие, чтобы повидать мир. Я потратила несколько часов, страница за страницей читая «Из архива миссис Бэзил Э. Фрэнквайлер», с восторгом представляя себе, как, подобно героине книги Клодии Кинкейд, сбегаю в Нью-Йорк вместе с братом и прячусь в Метрополитен-музее.