Спрятала лицо в ладонях и стала молиться за убитых Темным художником и их близких, ведь у каждой они были в какой-то момент, даже если умерли они одинокими или, как вторая жертва, неопознанными. Она молилась за Себастьена и всех полицейских, кто ее охранял. Она молилась за Селесту, за своих родителей и тетю Бриджит, за Симону, за того мужчину, которого она ошибочно приняла за Темного художника, а потом увидела плачущим по дочери на Пер-Лашез. За Кристофа и месье Патинода, и за Луи, и за гипнотизера с женой, и за монахиню, которая хотела ей помочь. Она молилась за всех, кто коснулся ее жизни за последние несколько месяцев.
Она молилась за Агнес, чей мелодичный голос больше никогда не услышит. Она вспоминала, как они хихикали в классе и делились секретами на школьном дворе. Натали сохранит эти письма навсегда как драгоценность, но не станет перечитывать: это будет очень больно и через год, и через пятьдесят. Но она всегда будет держать их при себе.
Проведя какое-то время глубоко в молитве, она подняла голову. Положив подбородок на сложенные руки, она склонилась вперед на скамейке. Хор допевал псалом, когда Натали услышала шорох позади себя. Она обернулась и увидела женщину с молитвенником в руках, в траурной одежде: черной шляпе с вуалью, черном платье со старомодной траурной брошью; она опустилась на колени.
Натали снова спрятала лицо в ладонях. Она задумалась, кого оплакивает эта женщина, чей локон спрятан внутри этой броши. Она помолилась и за эту женщину, и за душу усопшего, которого она оплакивала.
Хор начал следующий псалом, тихо и в миноре. Было так умиротворяюще находиться в задумчивости здесь, в обители покоя. Натали подумала, что нужно было прийти сюда за утешением еще несколько недель назад. Почему пришлось дойти до такой боли, чтобы начать искать облегчение?
Через несколько минут она села обратно на скамейку.
И поняла, что сидит на чем-то. Она пощупала рукой, и пальцы ее нашли что-то маленькое, твердое и угловатое.
Коробочка.
Ее там раньше не было.
Или была?
Придя, она сразу опустилась на колени, так что не могла бы сказать с уверенностью.
Нет, она была уверена: коробочка появилась потом.
Она посмотрела за спину. Вдова уже ушла.
Натали взяла ее в руки – деревянную, резную – и подняла крышечку. Внутри было две бутылочки. Она их узнала: точно такие же видела всего час назад.
В обеих внутри были записки. В одной, кроме записки, ничего не было, вторая же была наполнена кровью.
Она осмотрелась во всех направлениях. Женщины не видать. Все как обычно.
Неуклюжими, дрожащими пальцами она открыла крышку баночки с кровью и вытянула записку. Положила баночку и развернула записку, раскрывая большим пальцем испачканную в крови часть. Слово пронзило ее:
«Агнес».
Натали подавила вскрик и свернула записку обратно; ее пальцы тряслись так сильно, что она боялась выронить бутылочку. Она положила записку обратно и закрыла крышку, измазав руку в крови, пока закручивала ее.
Затем взяла вторую бутылочку и вытянула записку. И снова – лишь одно слово:
«Ты».
Глава 43
Будто в трансе Натали бросила записку обратно и поставила бутылочку на скамейку. Она звякнула, испугав ее. Кровь стучала в ушах.
Она не слышала ничего вокруг.
Не думала.
Инстинкт – вот и все, что у нее оставалось.
Диким взглядом она стала осматриваться в поисках той женщины.
Она увидела какое-то движение в задней части церкви. Повернулась. Фигура, частично скрытая тенями, спешила между колонн.
Вдова. Зои Клампер. Мадам Резня. Зловещая троица.
Натали вскочила со скамьи. Мадам Резня выбежала в дверь, прежде чем Натали успела догнать ее по проходу.
– ПОМОГИТЕ! – закричала она, пробегая мимо группы входивших людей. – Держите ее! Она… она на меня напала!
Они переговаривались между собой по-немецки, уставившись на нее.
Она выбежала наружу, успев заметить, как женщина бежала по мосту слева. Натали погналась за ней, но споткнулась на шатавшемся камне; она упала и поднялась практически одним движением. Мадам Резня, виляя в толпе, увеличила разрыв.
– Она сумасшедшая! – кричала Натали, показывая на нее. – Женщина в черном! Она на меня напала!
Снова, снова и снова.
И никто не помог, ни один человек.
Все либо делали вид, что не замечают Натали, либо оглядывали ее с опаской.
Будто было неправильно кричать о помощи.
– Чего она там кричит? – спросил кто-то.
– Бежит за вдовой!
– Наверное, она из приюта для падших женщин.
Слова поразили Натали как пули, пока она продолжала погоню. Она остановилась, упав духом, когда мадам Резня вскочила в паровой трамвай. Только завернув за угол, Натали наконец нашла полицейского.
Но было, конечно, уже слишком поздно.
Натали крикнула полицейскому:
– Женщина в этом трамвае. Она напала на меня в соборе Парижской Богоматери! – Хватая ртом воздух, она оглянулась через плечо, будто паровой трамвай мог сойти с рельсов и вернуть женщину сюда.
Полицейский выглядел ненамного старше Натали.
– Напала? Как именно?
Натали помедлила. Она говорила «напала», чтобы привлечь всеобщее внимание.