Спектакль назывался путч

Мы вернулись в Генеральный штаб, доложили о выполнении поставленной задачи и были отпущены. Всю дорогу до штаба ВДВ молчали. Творилось что-то невообразимое с точки зрения военного человека, дикое, противоестественное. У истоков этой дикости стояли самые высокие военачальники. По прибытии в штаб ВДВ доложили командующему. Чиндаров получил задачу немедленно убыть в Тушино в дивизию, а я остался. Решил идти напропалую. Коротко доложил командующему, что я думаю по поводу этого бреда, участником которого являюсь против собственной воли. Высказал предположение, что все это ширма и под ее прикрытием какие-то другие силы готовят что-то другое, если же то, что мы делаем, – правильно, тогда все мы – сборище отъявленных идиотов. И завершил свою речь следующим образом:

– Товарищ командующий, карты на бочку! Я в эти игры не играю. Вы знаете, я всегда готов выполнить любой приказ, но я должен понимать его смысл. В марионетки не гожусь и затевать в столице Союза совершенно непонятную мне войну, которая по сути своей является гражданской, не стану. Любые силовые действия на подступах к зданию Верховного Совета приведут к массовому кровопролитию. Можете доложить об этом по команде.

Командующий просиял:

– Я тебя не зря учил, Александр Иванович!.. Я тебе всегда верил и замечательно, что не ошибся в тебе. Мы сделаем так: ты сам, лично, проедешь к зданию Верховного Совета, найдешь возможность довести до сведения его защитников, что блокирование, а возможно, и штурм начнется в 3 часа ночи. Потом убудешь в Медвежьи Озера, будешь руководить прибытием двух полков Белградской дивизии.

Если первое было мне не совсем по душе, второе было непонятно совсем. Я переспросил:

– Уеду на аэродром в Чкаловск? Принимать полки надо там?

– Нет, будешь руководить из кабинета командира бригады связи.

И я поехал. Снял номера с УАЗика, тельняшки, нарукавные знаки с себя и водителя, убрал все отличительные признаки. Сама отведенная роль тяготила меня. Не в плане опасности, нет. Это было дело привычное. Тяготила двусмысленность положения. С одной стороны, я вроде как являюсь автором плана блокирования, согласовываю его с двумя заместителями министров обороны и внутренних дел, согласовываю фальшиво, неискренне, ощущаю, что все мы играем в какую-то идиотскую игру и делаем вид, что нам она нравится. Получается театр абсурда. С другой стороны, я еду продавать собственный же план. Черт знает что!..

Поэтому я принял гибкое, на мой взгляд, решение. С трех разных направлений я подъехал максимально близко к зданию Верховного Совета, выудил из сновавших там людей наиболее заслуживающих доверие, ввел «ефрейторский зазор» – назвал не три, а два часа, передал им эту информацию с наказом довести до сведения Скокова или Коржакова.

Прикинув, что минимум два из трех посланцев должны информацию донести, убыл в Медвежьи Озера. Там тоже царил хаос. Во-первых, непонятно какими офицерами госбезопасности были задержаны и доставлены в бригаду, сданы на хранение 4 человека. Один из них был Гдлян. Именно сданы, ибо инструкций на предмет содержания оставлено не было. По докладу встретившего меня офицера Гдлян сразу заявил протест, потребовав адвоката и предъявления ему обвинений. До этого объявляет голодовку. Я порекомендовал офицеру истопить баню и отправить их туда. Париться лучше, чем томиться. Во-вторых, и это было главное, я это ощутил, даже сидя в кабинете комбрига, на аэродромах в Чкаловске и Кубинке творилась дикая чехарда. Белградская дивизия три года пролетала по «горячим точкам» и уж с таким опытом, даже при удовлетворительном подходе к делу, могла высадиться куда угодно. А тут самолеты сбивались с графика, шли вразнобой, заявлялись и садились не на те аэродромы. Подразделения полков смешались, управление было частично нарушено. Комдива вместо Чкаловска посадили в Кубинке.

За всем этим беспорядком чувствовалась чья-то крепкая организационная воля. В начале первого ночи позвонил Грачев: «Срочно возвращайся!». Я вернулся. Командующий был возбужден. Звонил Карпухин и сказал, что «Альфа» ни в блокировании, ни в штурме участия принимать не будет. Непонятно, что дзержинцы. Вроде бы их машины выходят, но точных сведений нет. Он предложил позвонить на КПП дивизии. Младший сержант на вопрос, сколько машин вышло и во сколько они начали движение, сонным голосом переспросил: «Машины? Какие машины? У нас все на месте. Никто никуда не выезжал!» Все стало ясно и с дивизией Дзержинского. Тульская из Тушино тоже не тронулась. Бригада «Теплый стан» куда-то пропала: ни по каким каналам связи на нее невозможно было выйти.